– Ива, не надо, – спокойно произнесла Ева. – Прошу тебя. Это глупо...
– Нет! – прошептала Ива и снова ринулась вперед с ножом. – Пусть не мой, но и не твой тоже... Пусть чей угодно, но только не твой!
Она говорила о Данииле. Ева отскочила, потом, когда Ива в очередной раз попыталась метнуться в ее сторону, толкнула ногой деревянный табурет, стоявший здесь же, на веранде.
Ива споткнулась о табурет, едва не упала – теряя равновесие, взмахнула руками. Как это произошло – Ива не успела понять... Но, словно в замедленной съемке, увидела – бутон на цветке, стоявшем неподалеку, переломился, повис, держась только на тоненькой кожице, а потом упал на пол, прямо к ее ногам. Она случайно перерезала ножом стебель.
Странно, но зрелище сломанного цветка настолько поразило Иву, что она выронила нож. У нее было чувство, что она и в самом деле убила кого-то. Кого-то живого! Такого мучительного, нестерпимого сожаления она еще не испытывала...
Несколько мгновений Ива разглядывала так и не успевший распуститься бутон орхидеи, а потом упала на колени. Взяла цветок в руки, едва не плача.
– Ива!
– Уйди! – глухо сказала она. – Уйди, пожалуйста.
– Ива...
– Уйди! Можешь не бояться, больше такую глупость я не повторю...
Ива держала на ладонях бутон, пытаясь придумать, как спасти его. Поставить в воду? В какой-нибудь особый раствор? Что в книжках по цветоводству пишут по этому поводу, интересно?..
Когда она подняла глаза, Евы рядом уже не было.
Ветер коснулся ее лица.
Последние летние денечки. В последний раз греет теплом солнце. Листья в саду уже начали желтеть.
– Скоро осень, – пробормотала Ива. – Господи, вот так и жизнь пройдет – не заметишь...
– ...Вот, послушай, что пишут, – Ева развернула газету. – «...как получилось, что в этих местах, издавна славившихся свободомыслием и широтой души, завелись фашиствующие молодчики, державшие в страхе все население края? Губернатор Мигунов – а именно он явился инициатором создания так называемой «народной дружины» – заявил: «Я могу только осудить рвение своих подчиненных, слишком буквально воспринявших свои обязанности. Недаром в народе говорят: «Заставь дурака богу молиться, так он себе весь лоб расшибет!» Безусловно, назначение Никиты Телятникова на должность воеводы – большой кадровый просчет. Мы проведем тщательную проверку. Действительно ли он покушался на жизни известного писателя Даниила Михайловского и его супруги – будет разбираться суд. Но, к сожалению, могу еще добавить следующее – Телятников после недавних событий, что называется, ударился в бега. Его ищут и непременно найдут...» Нет, ну ты слышишь? – нервно захохотала Ева и скомкала газету.
– Какой кошмар... – вздохнула Шурочка Лопаткина. – Значит, самому Мигунову ничего не будет?
– Не знаю... – пожала плечами Ева. – Данька пишет сейчас разгромную статью о том, что творится в Байкальском крае. Только вот будет ли толк? В последнее время столько всяких разоблачений – по всяким разным поводам, но, по-моему, они уже мало кого трогают. Сазонов тоже вот недавно выступал с очередными разоблачениями...
– Будем надеяться на лучшее! – истово сказала Шурочка. – Ладно, мне пора...
– Слушай, но ты так и не рассказала о себе...
– А что рассказывать? Стасик, после того как переехал от меня, даже не позвонил ни разу.
– А на работе как? Ты не думала ее сменить?
– Ох, надо бы... Я два раза уже подавала заявление на увольнение, но оба раза Вениамин Лазаревич порвал их в клочья. Такой деспот! То пилил меня почем зря, что я не справляюсь со своими обязанностями, то критиковал за то, что не умею выдерживать офисный стиль в одежде, то... Ох! – Шурочка даже не стала продолжать и безнадежно махнула рукой.
– Слушай, Шурка! – неожиданно оживилась Ева. – Я поняла!
– Что? – испуганно спросила Шурочка.
– Так он же в тебя влюблен! Вот и мучает тебя почем зря, не может свои чувства показать... Ты же говорила, что он как начальник – принципиален и занудлив?.. Ну вот, все ясно – он в тебя влюблен, но искренне пытается побороть свою любовь, поскольку она никак не вписывается в офисный формат и вообще, по его представлениям, незаконна...
– Ты думаешь? – Шурочка широко раскрыла глаза. – Ой, мамочки... Мне такая мысль даже в голову не приходила... Нет, ты ошибаешься!
– Шурка, ты такой розан, такая славная... – Ева обняла ее. – Ну как тебя не потискать, не ущипнуть! Ты так мило всегда смущаешься и краснеешь, так очаровательно пугаешься – да этот твой Вениамин Лазаревич там, наверное, весь слюной изошел! Ходит вокруг тебя и облизывается...
– Ой, Ева, не придумывай! – возмутилась Шурочка. – Он же на Кощея Бессмертного похож! Такой тощий, страшный, ворчливый, синяки у него под глазами недавно появились, ко всему прочему...
– Вот именно! Из-за тебя, – многозначительно произнесла Ева. – И потом, ты сама когда-то мечтала быть в центре бушующих страстей...
– Нет, нет, нет! – завопила Шурочка. – Ничего не хочу слышать! Все, мне пора... Пока-пока-пока! Привет Даниилу...
И она, подхватив сумочку, убежала, точно за ней гнались.
Вечером, когда приехал муж, Ева, смеясь, передала ему этот разговор. Но Михайловский как-то невнимательно ее слушал – все смотрел в сторону, рассеянно хмурил лоб.
– Данька, да ты совсем меня не слушаешь! – под конец рассердилась она. – У тебя такой отсутствующий вид... Вот о чем я сейчас говорила?
– Ты рассказывала о каком-то начальнике, который домогается твоей Шурки, пользуясь своим положением...
– Все наоборот!
– Слушай, Ева... Я все думаю – была ли в том дневнике разгадка?.. – тихо произнес Михайловский и поцеловал Еву в висок. – Господи, меня это теперь до самой смерти мучить будет!
– Перестань. – Ева обняла его. – Я тебя люблю... Ты самый умный, самый хороший, самый красивый...
– Ты забыла, мы же договорились – самая красивая у нас ты! – важно произнес он.
Ева обняла его еще сильнее и сказала тихо, очень серьезно:
– Если бы тогда с тобой что случилось, я бы никого другого знать не хотела. Я всю жизнь была бы одна и ждала бы смерти – чтобы встретиться с тобой...
– О, какие страшные слова! – Михайловский засмеялся и поцеловал ее. – Не говори так! На будущее – я вовсе не жду от тебя такого героизма. Живи как получится, будь счастлива... Ты ведь не Анна Тимирева?..
– Откуда ты знаешь! – насупилась Ева. – Может, у нас в роду тоже были женщины, которые всю жизнь хранили верность одному мужчине. Вон прабабка моя... Разве я тебе не рассказывала?
– Ты рассказывала только, что у твоих предков была очень тяжелая, трудная жизнь.
– Да! Ну так вот, тогда слушай: прабабка Софья всю жизнь ждала своего жениха. Им родители сначала не дали пожениться, а потом началась Первая мировая война. Он приехал всего один раз, на побывку, а потом сгинул без следа...
– Его убили? – с интересом спросил Михайловский. Они с Евой сели на диван, друг напротив друга.
– Нет, ну ты слушай... Он пропал без вести. А тут революция... А прабабка родила сына! Она его тоже Митей назвала... Жениха, то есть прадеда моего, Митей звали.
– Значит, прадед твой так и не узнал, что у него есть сын? – Михайловский взял Еву за руку.
– Да! Прабабка Софья ждала жениха, как сумасшедшая, она не верила в то, что Митя-первый погиб! Ждала-ждала, ждала-ждала... Митя-второй уже вырос давно, уже тридцать восьмой год был! И тут из Англии приезжает Макс Эрден, друг Мити-первого. Он после революции сумел перебраться за границу, но там его неотступно мучила ностальгия. Макс очень любил свою жену (она, кстати, была много его старше),
