Потом настала очередь Министерства окружающей среды, и в центр зала выбежал Бвенава. Он был распорядителем. Он крутил пятой точкой и раскачивался волной, приказывал хору то повысить тональность, то петь ниже. Призывал мужчин усилить басы, а женщин – петь пронзительным сопрано. Густая грива его волос развевалась, он был похож на Леонарда Берштейна с Кирибати. Я взглянул на танцоров. У Тьябо заблестели глаза. Она задрожала. Только не упади в обморок, подумал я. Я этого не вынесу. Но дух танца решил не вселяться в нее, и она осталась на ногах.
После выступления я спросил Бвенаву, как, по его мнению, они станцевали.
– Не очень, – ответил он, – но главное, нам самим понравилось.
Пока мы говорили, началось выступление Министерства жилищного хозяйства. О, как шикарно они танцевали! Их мужчины были мускулистее, чем в остальных командах, а женщины фигуристее. Кокосовые лифчики сидели на них чуть плотнее. Юбочки были натянуты на бедра чуть ниже. Они выхаживали, качая бедрами. Виляли попами. Зазывно.
– Хватит пялиться, извращенец, – прошипела Сильвия.
– Может, зря ты не пошла танцевать, – заметил я. Закончив свой эротический танец, девчонки из команды послали судьям воздушные поцелуи. Зрители ахнули. А потом засмеялись. На Кирибати смех считается скорее признаком смущения, чем веселья.
– Это был не танец ай-кирибати, – сказал Бвенава. – Больше похоже на полинезийские танцы, – с явным недовольством добавил он.
Судьи ушли обсуждать участников в приватной обстановке. Их долго не было. Тем временем атмосфера накалялась. В манеабе собралось более тысячи человек, и у каждого было свое твердое мнение по поводу того, какая команда больше заслужила приз. Судьи вернулись и объявили о своем решении. Победа досталась Министерству жилищного хозяйства. Танцоры и певцы из выигравшей команды заликовали. В остальной части зала раздались лишь вялые аплодисменты.
А потом разразилась буря. Поднялся крик. Ай-кирибати начали пихаться. Полный переполох. Я не понимал, в чем дело: мои познания в языке ай-кирибати пока не позволяли понять, что же вызвало такое возмущение. Но очевидно, многих не устраивало решение судей. Мы с Сильвией отошли в сторонку и встали рядом с секретарем Министерства образования, молча наблюдавшим за скандалом. Секретарь министерства мне нравился. В отличие от большинства правительственных служащих, он был действительно предан делу защиты островной культуры от разлагающего влияния континентального мира.
– Здравствуйте, – обратился к нему я. – Как разработка образовательной программы?
Он рассмеялся. Ай-матанговские шуточки.
Я спросил, что он думает по поводу решения судей.
– Они поступили плохо, – покачал он головой. – Это был не танец ай-кирибати. На Кирибати каждый жест имеет значение. Танец очень выверенный. А их танец был больше похож на то, как танцуют на Таити. – В качестве демонстрации секретарь вильнул бедрами. – У нас на Кирибати так не танцуют. – Он задумался. – Но девчонки плясали что надо, а?
Глава 16
Глава 17
Чем дольше мы с Сильвией жили здесь, тем сильнее укреплялись во мнении, что жизнь на Тараве похожа на страдания больного маниакально-депрессивным психозом. Есть моменты экстаза, к примеру, когда с восторгом наблюдаешь за пением и танцами сотни ликующих островитян в манеабе на берегу лагуны. А есть и сокрушительная апатия, когда предаешься депрессии и безразличию, вызванными беспощадной жарой, периодическими болезнями, жестокой изоляцией, отсутствием еды и осознанием того, что многие проблемы Таравы, такие как перенаселение и связанные с ним беды эпидемиологического и социального характера, могли бы быть легко решены. Во время одного из приступов такой апатии я с удивительной готовностью согласился на предложение Сильвии слетать на Бутарирари, один из северных Гилбертовых островов, рейсом «Эйр Кирибати». Нам предстояло лететь туда в компании «Те Айитибверере», местной театральной труппы, которую Сильвия наняла для постановки идеологических пьес о важности употребления в пищу зеленых листовых овощей и правильном лечении диареи, а также ряда других тем, не слишком популярных на Бродвее. Так мы и очутились в аэропорту, где, вопреки инстинкту самосохранения, зарегистрировались на рейс «Эйр Кирибати».
Я бы, конечно, предпочел слетать в какой-нибудь город, куда-нибудь, где, к примеру, есть старая крепость. Я городской человек, хотя вам может показаться иначе. Мне трудно не поддаться соблазнам комфорта, удобств и широты выбора. Мне нравится гул метрополиса, энергия, производимая сотнями тысяч людей в ограниченном пространстве, которые живут и работают среди толпы по личному выбору. Особенно я люблю маленькие уголки спокойствия – кафе, бары, рестораны, манящие задержаться в них подольше и весело провести время. Свой идеальный день я бы провел так: походил по книжным магазинам и полюбовался прекрасными кирпичными особняками в старом квартале, бесцельно завис в кафе, изучая рецензии на фильмы и пьесы, которые вряд ли посмотрю, потом выпил пару кружек пива в уютном соседнем баре, поужинал в ресторане с изысканной кухней, но непафосной атмосферой и, наконец, вернулся бы в очаровательный мини-отель, будучи уверенным, что там есть и электричество, и горячая вода. Все это будет осенью. И я буду в свитере.
Увы, «Эйр Кирибати» не предлагала туров выходного дня в Копенгаген. Вместо этого нам предстояло оседлать ваникибу, летающее каноэ, на Бутарирари – остров, который заинтриговал нас сразу, потому что на нем была зелень и буйная растительность, что нетипично для Кирибати, а его обитатели славились на всю страну своим особым бездельем и сибаритством. Это пробудило в нас любопытство. Сложно передать, как тяжело завоевать подобную репутацию на Кирибати, где безделье давно превратилось в искусство и достигло почти безупречных высот. К тому же считается, что жители Бутарирари умеют веселиться, и это окончательно перевесило чашу в их пользу. Вообще жители всех островов на Кирибати чем-то да отличились: к примеру, майанцы – известные вруны, ребята с северного Табитеуэа прославились благодаря поножовщине, онотоа – своей экономностью, а женщины с Абемамы – мастерством орального секса (я не шучу). Поэтому перспектива провести неделю, отдыхая и развлекаясь, да еще при этом узнать немного больше о культуре Кирибати была заманчивой. Однако, чтобы добраться до Бутарирари, надо было сесть на самолет «Эйр Кирибати». Мне удалось это сделать даже без помощи героина – это, несомненно, свидетельствует о моем стремлении увидеть остров, где отсутствие функционирующей канализации не повлияло на качество жизни.
Авиакомпания «Эйр Кирибати» была любимой темой обсуждения на Тараве, не считая темы расстройства кишечника, конечно.
Как ни печально, это были не просто байки. Никогда еще я не чувствовал себя так неуютно перед посадкой в самолет. Вдобавок ко всему сотруднику аэропорта (который был без обуви) не понравился мой вес. Его лицо, всего секунду назад изображавшее дружелюбное безразличие, вдруг нахмурилось. Я стоял на ржавых антикварных весах, исполняя предпосадочный ритуал, вселяющий тревогу во всех авиапутешественников, и наблюдал за тем, как складки на его лбу все углубляются, а глаза сосредоточенно прищуриваются, и слушал странное щелканье, которое он издавал языком.
– Ц-ц-ц… – покачал он головой, точно мой вес лично оскорбил его. А я, между прочим, не толстый.
Напротив, встав на весы, я был поражен тому, как сильно похудел – на целых двадцать пять фунтов! Причем абсолютно без каких-либо усилий со своей стороны. Когда я приехал на Тараву, то был в хорошей форме, поэтому речь шла не о потере «лишнего багажа». Нет, я реально стал тощим – а ведь когда-то гордился своим луженым желудком. Но рацион Таравы оказался лучшей диетой на свете: анкилостома,