дедушку Калинина с козлиной бородкой. Где он эту машину откопал? Кто его на ней возил и куда ездили? И почему это так важно?
Юля с сигаретой в руке – изредка, когда дочки не видят, покуривает – грустно наблюдала мотания благоверного, вставляла печальные реплики и то ли сопереживала, то ли жаловалась, то ли подводила какие-то итоги:
– Болеет Юра. Он добрый, хороший и дочек любит, но дальше так жить нельзя. Пьет почти каждый день! Разрушает себя, и никакие доводы на него уже не действуют. Видеть это невыносимо, а остановить невозможно. Все пьют, – вздохнула. – И нельзя, наверное, не пить. И бросить его нельзя – совсем пропадет. Он же все понимает…
Обычно так говорят о животных, добавляя: «только сказать ничего не может». Как знать, может, его и в самом деле что-то гнетет, о чем не вот-то и скажешь. Может, на работе что – ни облучился ли, не дай Бог! Может, Наташа замуж выходит. Да мало ли…
Но пьяный или трезвый, больной или здоровый, Юра не забывает заниматься моим просвещением. И это одно из многих замечательных качеств его характера. После зверобоя ему чуть полегчало.
– О тебе на филфаке легенда уже ходит, – усмехнулся. – И цитируют: «Блоха – не лошадь! Зачем ей подковы?!» И еще что-то. Забыл.
– Конечно, подставили меня!
– Я не знал, честно! Думал, лекция будет.
Потом мы заговорили о романе Томаса Манна «Иосиф и его братья», который я только что с его подачи прочел. Книга мне очень понравилась, и я с благодарностью выплеснул на друга свои впечатления и догадки о неминуемом перемещении верха и низа:
– Естественный процесс! «Кто был ничем, тот станет всем», а кто стал всем, тот со временем… Понятно. Песочные часы тому наглядный пример. Просто кто-то забывает или не успевает их вовремя переворачивать. Феномен времени на территории СССР – вот что пока не поддается разгадке!
Потом говорили о колеях коллективного мышления, из которых не вот-то выберешься и в которых вязнет энергия и теряется смысл.
– Я рад, что ты это понял, – спокойно сказал Юра. – Но не ослабляй усилий! А я… – он безнадежно махнул рукой и умолк.
– Что это ты сегодня какой-то совсем не свой, – встревожился я.
Вышли на лестничную площадку, и Юра рассказал.
Оказывается, его выгнали из музея. Доигрался!
Накануне вечером пожарники «арестовали» и посадили в Юрину «тюрьму» какого-то сильно поддатого парня.
– Еле скрутили козла! Чуть мне зуб ни выбил, когда в камеру заталкивали. Здоровый амбал! Но ему тоже навешали.
Я его попугал, как обычно, а потом сдуру возьми да брякни: утром, мол, придут врачи, и мы тебя, врага народа, на органы пустим. Сильно пьяный был! – Юра со вздохом почесал кудлатую голову. – Утром сам проснуться не мог. Работяги разбудили. Я, глаза не продрав, скорей за пивом, даже в журнале не расписался. А про этого мудака никто и не вспомнил. Часов в одиннадцать Вера Федоровна, наша хранительница, спускается в подвал вместе с грузчиками и прямо к тому запаснику. Что-то там перетащить хотели. Открывают дверь, включают свет, а там человек жуткого вида – под глазом фингал, губа разбита, рукав куртки наполовину оторван, волосы всклочены, в руках спинка от сломанного стула.
А на ней светлый халат. Не белый, а светло-голубой. Работяги, как обычно, в синих. Парень этот, как их увидел, пятится, трясется, взгляд дико-безумный.
Вера Федоровна – старая московская интеллигенция – вежливо так удивляется:
– Молодой человек, как вы сюда попали?!
А этот как заорет:
– Фашисты! Сволочи! Мафия! Я сам на вас в КГБ заявлю! Знаю, чем вы тут занимаетесь! Всех разоблачим! Живым все равно не дамся!
Такое понес! И на них со спинкой стула. С Верой Федоровной плохо, работяги рты разинули, ничего не понимают.
Ломая спички трясущими руками, Юра снова закурил и продолжил:
– Козел этот убежал. Веру Федоровну толкнул, когда выскакивал, она ушиблась сильно. Хорошая тетка, – вздохнул, – всегда меня защищала. Пошли к директору, рассказали: в запаснике, мол, человек странный, побежал на нас в КГБ заявлять, а почему – непонятно! Стали выяснять, то, се… Ну, меня и поперли! Только Юльке не говори! А то она расстроится.
Тыща
Как бы то ни было, несмотря ни на какие заносы друг мой продолжает успешно работать в своем институте, воспитывать дочек, интересоваться всем, что происходит в стране, и отражать действительность.
Зимой они получили трехкомнатную квартиру на двенадцатом этаже в огромном блестящем снаружи доме на окраине.
Еще лифт не был включен, а они уже начали перевозить вещи. Нелегко их было таскать на двенадцатый этаж!
Сразу же по переезду обрисовались серьезные хозяйственные проблемы – большую квартиру надо было заполнять мебелью. Юра озабоченно покрутил головой, осваивая новые пространства обитания: в эту комнату – диван, в эту – стол, на кухню… На кухню гарнитур надо целиком.
– Тыща нужна! – подвел итог финансовым прикидкам. – Сейчас некогда. Летом привезу, – пообещал жене.
Не успел стаять снег, как рядом с большим и блестящим на солнце домом на берегу крохотного пруда Юра застолбил маленький участок земли и вместе с дочками, чтобы приучать их к труду, начал обработку неприученной к плодородию городской земли. Не прошло и недели, как рядом появились другие огородики. Тянутся наши люди к земле. С наступлением тепла Юра с дочками засадили свой огородик редиской, картошкой, морковкой, луком и даже тремя помидорами. По вечерам чинно втроем сначала с маленькой лопаткой, а потом тяпкой отправлялись на сельхозработы. Юля, чтобы их подзадорить, демонстрировала недоверие к гипотетическим результатам сельхоззатеи, но в душе была счастлива и только боялась сглазить наметившуюся стабилизацию семейной жизни. А когда девчата, сияя радостными глазами, положили на кухонный стол первый пучок редиски – ну что, не верила?! – чуть ни заплакала.
В июле Юра отвез дочек к теще на Кавказ, а сам бросился догонять стройотряд из аспирантов института, где раньше учился. Народ в стройотряде оказался серьезным, и уже через месяц с небольшим Юра, рассовав по карманам тысячу, выехал из Красноярска в Москву. Во время пути он, естественно, был душой компании, потом душой вагона, а потом и душой всего поезда, даже с машинистом и его помощниками познакомился. Вместе с белокурой попутчицей он благополучно прибыл в столицу Белоруссии город-герой Минск. Три дня обретался в Минске, подружился с братом попутчицы, моряком, и вместе с ним уехал в Ленинград. Из Ленинграда тоже с моряком, но уже другим оказался в Одессе. Там пробыл всего один день. Другой моряк отбыл в загранплаванье, а Юру не пустили. Пришлось менять курс. И что удивительно – одесский поезд оказался самым правильным во всем МПС!
Похудевший и почерневший от тяжелого физического труда, солнца и прочих испытаний Юра явился домой. На нем была почти новая тельняшка, но тысяча не отягощала карманов.
Жена влепила ему звонкую пощечину и сама же заплакала – за что мне такая доля! Юра вздохнул, помолчал, обнял вздрагивающие плечи.
– Ну, что ты расстраиваешься! Да заработаю я эту вонючую тыщу! Главное же, все живы-здоровы!
Мезозойская весть
Полмесяца он был со всех сторон положительным. Примерно работал в своем институте, вместе с женой
