колбасу – если виртуальную. Даже жаль, что виртуальную. Лучше бы в реале из него свиные сосиски сделали…
А ведет его тот Харон. Ох, не случайно приступ трудоголиколизма напал на него именно в день большой гонки.
И можно спорить на что угодно, что Януса он согнал с рабочего места ровно в полночь – если по их времени, реальному московскому. А если по игровому, то ровно в час дня.
Как раз тогда, когда высекал из «хамми» искры, поджигая разлившийся бензин. Янус даже и не сопротивлялся особенно, наверно. Ушел довольный. Уверенный, что теперь-то схрон достанется каперам. Может быть, даже радовался, что его побыстрее выгоняют с дежурства, – чтобы потом ни в чем не заподозрили… Наверняка ему сатир чего-нибудь такого насоветовал, почему лучше убежать сразу после окончания дежурства…
Он много кому чего насоветовал. Как это он сказал тогда, когда только узнал, что немцев, может быть, кто-то водит? Пора запасаться козырями, чтобы в любом случае не проиграть? Как-то так…
Что сатир предложил Клыку и Харону? Что будет морочить голову Янусу и каперам, а этого тупого бычару вообще заставит вслепую помогать немцам? Наверно, что-то в этом роде. И на этот раз он их даже не обманул…
Где-то за спиной осыпались камни – странные звуки реальности через фантомный шум в заложенных ушах. Леха попытался оглянуться – и скривился от боли.
А сзади, из-за валунов, показался немец. Вот он куда пропал. Отсиживался, пока сатир разбирался с каперами, а хрюшки устраивали артобстрел.
На плече снайперка, из заднего кармана выглядывает монтировка. На всякий случай из сгоревшего «хамми» прихватил, чтобы схрон открывать?
Немец ухмыльнулся, глядя на опушку. Помахал рукой хрюшкам. И потопал вниз с осыпи, вниз в долину, забирая направо – к озерцам, невидимым отсюда из-за валунов. К поджидающему там сатиру – и схрону…
И замер, вспомнив что-то.
Медленно обернулся, нашел глазами Леху – и на лице немца расцвела ядовитая улыбка.
Он сдернул снайперку с плеча, положил на камни. И пошел к Лехе, хлопая себя по карманам. То, что искал, нашлось в заднем кармане.
Монтировка. Вороненая, почти черная – но расплющенный край без краски. Блестящий край плющенной стали…
Нет! Нет! Нет!
Леха дернулся в сторону, и камни под боком врезались в тело, на мир накатила волна боли, разбив все мысли.
Мелькнуло лицо немца… Монтировка – в живот, разрывая рану, только начавшую затягиваться. Немец рванул ее вбок, поглубже. Провернул, цепляя шкуру, – и потянул, свежуя Леху заживо. Без суеты, без спешки, без особых эмоций…
Весь остаток дня в небе ревело – то тише, то громче, то почти затихая и снова возвращаясь…
Уцелевший немец добрался до схрона и поднял вертолет. Барражировал по ту сторону стены, отгоняя вторую волну охотников за схроном.
Потом добрались трое остальных немцев, в свеженьких аватарах. Подняли второй вертолет, третий… То один, то другой взлетал, крутился над долиной. Вдоль стены – по ту сторону, патрулируя подступы из пустыни.
Остальные разгружали схрон. Дно озерца раскрылось, как цветок, и по лепесткам-пандусам немцы выводили на берег все новые джипы, вытаскивали ящики с патронами, гранатометы, стопки бронежилетов, выкатывали бочки с топливом…
Леха лежал между валунами, забившись в закуток. Просто лежал, глядел на расходящиеся тучи, на камни…
И пытался унять ярость, душившую изнутри.
Все-таки предал! Предал!!!
Хотелось выскочить, найти этого мелкого шибздика, и…
Ярость жгла изнутри, душила, но Леха лежал. Просто лежал и ждал.
Во-первых, не догнать его здесь, в долине, на этой предательской щебенке. А во-вторых – бесполезно. Ну, врежешь один раз рогом… И что дальше? А вот от чего будет польза…
Но это не сейчас. Потому что все надо делать вовремя.
А сейчас – просто лежать, тише воды ниже травы.
Немцы больше не трогали. Пока им хватает забот со схроном. Это все надо разгрузить, охранять от других, потом договориться о продаже, устроить встречи. Про них можно забыть – пока.
Жажда накатит нескоро, до нее почти сутки: крови сегодня не пил, но игроков за этот день перебил столько, что даже по минимальной ставке насытился до предела. Про жажду тоже можно пока забыть…
Тучи рассасывались, проступала синева. Гремело у озер, где немцы все разгружали схрон. Волнами накатывало тарахтение вертолета, кружащего по ту сторону стены… И наваливалась дремота. Тяжелая, мутная. Перебродившая смесь всех последних дней, полных суеты, тревог, надежды – и…
И того, чем все кончилось.
Ну что ж… Что случилось, то случилось. Но по счетам кое-кто еще заплатит!
