Сатир прищурился, разглядывая Леху. Сплюнул сквозь зубы.
– Ты вообще улавливаешь, что шутки кончились? Что дальше будет не по-детски?
– Да точно! Только Клыку. Я думаю, это он им…
– Не надо тебе думать! – взорвался сатир. – Меня лучше слушай, и все! А думать тебе не надо! Думает он… Кто бы тебя научил, интересно…
Пупс и Крыс двинулись к расщелине, и сатир хлопнул Леху по крупу.
– Ладно! К вечеру эти раздолбаи выдохнутся и свалят в реал. Тогда возвращайся, дело есть. А теперь пшел отсюда, парнокопытное!
Он вскочил на выступ в каменной стене и легко пошел карабкаться вверх. Уже не сатир, уже расплывчатая тень между камней…
Леха втиснулся в расщелину и побежал, с хрустом выдирая броневыми наростами крошки из стен. На сатира надейся, а сам не плошай…
Полная темнота расщелины кончилась, и тут же налетел ветер. Поцеловал шершавыми сухими губами, резанул глаза крупинками песка, но Леха улыбнулся.
Свобода!
Здесь уже не догонят. Здесь для бычьей аватары раздолье… Побежал прочь от стены, прислушиваясь к ночной тишине, тихому шуршанию ветра в ушах, шороху песка под копытами и тому, что позади. Как там, в расщелине? Продираются?
Один раз сорвался камень – высоко, с самого гребня скальной стены, наверно, – зацепив по пути вниз еще дюжину-другую. По расщелине прокатился дробный грохот, и еще долго прыгало эхо.
И все.
Ни выстрелов, ничего. Испугал их сатир?
Леха облизнул губы. Жажда потихоньку пробуждалась.
Надо быстренько к вышке, нажраться кровушки – Леха поморщился, но, что делать, без этого тут никак – и быстрее в город. К Тхели.
А, черт! Тхели…
Леха покосился на плечо. Тускло мерцал броневой нарост. В мелких царапинах, покрылся налетом скальной крошки – это пока продирался в узкой расщелине, – и только. Дракончик остался на трупе прошлой аватары. Где-то возле первого прохода, если еще не разложился.
А без дракончика… Рассмотрела она его прошлой ночью?
Может быть. Очень хотелось бы в это верить. А если нет? С ней же не заговоришь просто так, словами-то ничего не объяснишь… Ч-черт! Леха повернул и побежал на юг. Туда, где скальная стена переходила в Изумрудные горы. И встал. Месяц где-то за скальной стеной, если еще не свалился за горизонт. Здесь только звезды вверху, света совсем немного. Но теперь, когда прямо мордой уткнулся…
На идеально ровном, зализанном ветром песке – цепочка следов, сбегающих с дюны куда-то в темноту. Леха повел мордой, продолжая их, пусть и невидимые…
К скальной стене. Забирая наискось, куда-то к расщелине. Откуда только что вылез. Лысого следы?
Хм… Неужели от самого города на своих двоих топал? А те двое, Пупс с Крысом? Их следы где? Не разделились же они у самого города, чтобы топать через всю пустыню к двум разным проходам?…
Леха прошел по следам вверх. Перевалил гребень дюны – и от досады зашипел сквозь зубы.
Метров на двадцать ниже гребня, в этой безлунной темноте это довольно много, но тут трудно не заметить. Два черных следа, сплошных, с канавками песка по краям. Рельсами протянулись с юга на север.
В одном месте пошире, и оттуда-то и шли следы лысого. Притормаживали, чтобы высадить его? А потом разгонялись…
Лысый потопал к этой расщелине. А Пупс с Крысом понеслись на машине к северной?
Леха медленно обернулся к стене. Черная полоса над горизонтом, где нет ни одной звездочки. Где-то там и расщелина…
Но ни отблесков фонарика оттуда, ни звуков. Ни разрывов, ни выстрелов, ни криков. Ничего.
Может быть, это потому, что сатир не дал им пройти через эту расщелину.
А может быть, не так уж они и рвались выйти в пустыню именно здесь. Должны понимать, что по песку они его на своих двоих не догонят. Может быть, сразу пошли к тому проходу, где оставили машину.
Черт бы их побрал вместе с их машиной!
Леха от души врезал копытом в песок и помчался на юг.
Сколько им идти от одной расщелины до другой? Потом вдоль стены, пока не уткнутся в его следы. И…
Черт, черт, черт! Форы не так уж и много, минут десять от силы!
Леха несся вперед.
Копыта стучали в песок, а в ушах завывал ветер. Вдруг взвыл громче…
Леха крутанулся и встал, вглядываясь в темноту позади.
Но лучей фар не видно.
