Леха отскочил обратно в муть, пока не заметили. Дьявол, дьявол, дьявол! Хватило одного взгляда. Частокол выходил за пыльную завесу. И что теперь делать?…
До пулеметчика – метров пятьдесят. По чистому прозрачному воздуху. На свету. Прямо на дуло крупнокалиберного пулемета… Верная смерть.
Черт бы их побрал! Что с одной стороны, что с другой – не подойти.
Разве что…
Дрожа от желания пить – господи, что угодно отдал бы за стакан воды! за глоток бы все отдал! – Леха пригнулся к самой земле и осторожно засеменил в край шлейфа. Выглянуть туда.
Чуть-чуть… Осторожно…
Только чтобы рассмотреть, сколько столбов за пределами пыльной завесы. Раз, два… три… четыре…
Господи, сколько же их там! Леха еще чуть-чуть продвинулся вперед – только бы вояка за пулеметом не заметил, тогда уж точно все! – и наконец-то увидел крайний столб. Седьмой, если считать от этого места, где еще можно спрятаться в пыли.
Чтобы обогнуть начало частокола, надо пройти налево эти семь столбов… Без прикрытия пыльной завесы…
Нет, не пройти.
И ветер, черт бы его побрал! Дует все в одну сторону, прямо на восток! Нет, чтобы чуть-чуть южнее подуть, разворачивая этот пыльный шлейф! Щурясь от песка, сыплющегося в глаза, Леха вглядывался в начало шлейфа – не развернет ли ветер его сюда? Хоть чуть-чуть?…
Но у ветра были другие планы.
Впереди, метрах в ста, надсадно выла бурмашина, выбрасывая в воздух весь этот песок. На миг отключилась, сдвинулась чуть в сторону и снова завыла. Делает ямы одну за другой, по кругу. Сейчас на западном краю площадки. Идет с севера на юг и скоро завершит круг. Вся площадка будет огорожена частоколом…
Стоп! Ведь прежде, чем они завершат круг…
Когда бурмашина сделает еще несколько ям…
Шлейф тянулся по ветру расплывающимся конусом, начинаясь из струи песка, которую извергала бурмашина. И если сдвинется на юг бурмашина, эта струя песка, а вместе с ней и шлейф пыли… Весь шлейф…
Этот край пелены тоже сдвинется на юг. К тем балкам, которые не дают проскочить… Накроет и их песочной мутью. Правильно?
Господи, как же хочется пить!
Но Леха неподвижно лежал на песке, вглядываясь в работу.
Машина выбрасывала из ямы песок, выбрасывала, выбрасывала, выбрасывала – все из одной ямы! Уже целую вечность! Словно всю пустыню через эту яму решила вычерпать!
А жажда грызла изнутри. Яростно, до жара, до боли. Все сильнее и сильнее…
Леха стиснул зубы, чтобы не взреветь от боли и отчаяния. Сколько же еще она будет над этой ямой? И сколько времени пройдет, пока она сделает их еще шесть?!
Машина наконец-то перестала выть и извергать песок. Чуть сдвинулась и опять завыла…
Леха закрыл глаза. Невозможно глядеть на людей, суетящихся возле машины, на камуфляжников за пулеметами – так близко, в какой-то полусотне метров…
Минуты ада. Эпохи. Вечность…
Жажда заставляла вскочить на ноги и броситься вперед – на рабочих и камуфляжников, на эти ходящие сосуды крови, которая и утолит жажду, и избавит от боли. Всего полсотни метров до них, и все кончится! Конец мучениям. Всего полсотни метров!!!
Леха дрожал, но заставлял себя лежать. Терпеть. Ждать. Всего пятьдесят метров, можно рискнуть… Вдруг не успеют среагировать? Могут не успеть… Можно рискнуть…
А если пристрелят и выкинет в Кремневую долину? Тогда придется бежать сюда снова, и жажда будет только сильнее… И может быть, когда добежишь, частокол будет уже закончен.
И уж точно не получится прибежать вовремя в Гнусмас, чтобы встретить там Тхели… Да не пристрелят! Не успеют среагировать!
Да и неважно все это… Потому что невозможно лежать вот так – когда прямо под носом все эти люди, полные крови, на расстоянии одного быстрого рывка…
Тело само собой поднялось, нацеливаясь на людей, полных крови, – как поднимается головка цветка за солнцем. Леха шагнул туда, выходя из-под прикрытия пыльной завесы…
Леха стиснул челюсти, застонал – тело отказывалось отступать, нет, ни за что, только вперед, и пить, пить, пить! – но отступил обратно.
Лежать, сволочь!
Если выкинет в долину, то вовремя до города уже не успеть. Тхели уйдет, и Алиса…
