– И про них тоже. Но боюсь, как бы не пришлось нам отвыкать от этих
Он замолчал. Снова поглядел на листок.
А я застыл в кресле, боясь вдохнуть. Ноги стали мягкими и кисельными, будто уже меня не держали. Будто их там уже
Виктор, чертов Виктор! Это он Старику рассказал, и теперь…
Я только и смог вымолвить:
– Дед Юр?..
Но он не поднимал глаз от бумаги.
– Ладно, рано об этом говорить. Надо еще разобраться повнимательнее. Может, и перепутал чего… Надеюсь…
Только теперь он поднял на меня глаза – и ледяная рука, стиснувшая меня внутри, отпустила.
Я еще не мог понять, что же он имел в виду, если не то, о чем я подумал, то о чем же он говорил, но чувствовал, что не об этом. Тут что-то другое…
Старик что-то проговорил, только я не понял.
– Что?
– Это на их диалекте латыни, – сказал Старик. – О четырех сущностях.
– Это о чем?
– Так называется ее книга. – Старик огладил раскрытый разворот. – О четырех сущностях.
– О четырех?.. Я думал, их всего две. Паучихи да жабы.
– Я тоже так думал… Раньше. Пока попадались или «О сущности белолунных», или «О сущности чернолунных», либо «О двух сущностях».
– «О двух» – это на которой живой узор сплетен из обоих узоров?
Старик кивнул.
– А еще две, третья и четвертая? Это что?
Старик погрустнел. Вздохнул.
– Я бы тоже хотел знать, Владик… Странно там все. Я конечно, еще только начал разбираться, но… Как-то оно непропорционально. Про паучиху много, про жабу поменьше, а про эти две почему-то вместе и в самом конце книги, гораздо меньше, чем даже про жабу, в несколько раз меньше. Похоже на… – Старик прищурился и сморщил нос, будто принюхивался, глядя на стеллажи. – Знаешь, есть у меня одна паучья книжка, так там в конце есть кратенько о жабах. В самых общих чертах, так… И тут, сдается мне, тоже что- то вроде вот такого же вот грубого…
Разноголосо зазвонили телефоны.
Пронзительно звенела база в гостиной, ей вторила трубка на кухне и, погромче, еще одна где-то под книгами на столе. Старик, раздраженно хмурясь, выудил ее и поднес к уху.
– Да!
Трубка что-то пробубнила, лицо Старика смягчилось.
– Угу… – И он надолго замолчал, слушая трубку. Лишь стрельнул по мне глазами, а потом глядел куда-то вбок, слушая. И все сильнее поджимая правый кончик губ.
Я невольно затаил дыхание, гадая.
Пытаясь разобрать хоть словно в едва слышном бубнящем голосе… знакомом мне голосе – надеюсь.
Стараясь угадать по лицу Старика. Ну же! Ну!
Старик терпеливо слушал. Минута прошла, еще одна. Лишь кончик губ поджимался во все более кислую гримасу.
– Да… Понял. Ты вот что… – Он снова посмотрел на меня. Замялся, но потом вздохнул и стал говорить при мне: – Ничего не делай. Нет, никуда он не уехал. У меня он.
Старик замолчал, но я слышал, что трубка тоже молчит. Ошарашенная тишина? Надеюсь, тишина. Наконец что-то прорвалось, но я разобрал лишь интонацию. Старик ответил:
– Сам пришел… Нет, поговорить. О суках, да. Что раньше между ушей пропускал. Теперь решил ума- разума набраться… Нет… Нет… Нет. И вообще… – Старик еще раз поглядел на меня. – Заканчивай это все… Все заканчивай, да. Оставь его в покое. Совсем, да. Не надо, я сказал! Да… Ну, давай.
Старик дал отбой. Прищурившись, поглядел на меня.
– Ну ты рожу-то невинную не строй, будто не понял, о чем речь была… – Но я уже чувствовал, как под напускной неприветливостью накатывает теплая волна. – Пошли чай пить.
Он выехал из-за стола и покатил в коридор.
На деревянных ногах, еще не веря своему счастью, я поднялся.
Получилось…
