как она сгорит.
Просто посмотреть на дом, охваченный огнем, и знать, что она там, – нет, этого будет мало. Я не буду уверен до конца. А еще один кошмар, повторяющийся из ночи в ночь, мне не нужен. Нет, не нужен.
Я поставил канистру и вышел в коридор. Огляделся. Проход резал дом насквозь. Справа в конце был еще один выход. Я выглянул туда.
Маленькая полянка со скамеечкой. Высокие плетеные решетки, увитые то ли плющом, то ли еще какой- то лианой, еще не облетевшей, листьев было много, и они были странно сочно-темными в свете луны. А посередине полянки – обложенное камнями кострище.
А вон и поленница у стеночки сарая. Самое то.
Я столкнул один ряд, дрова с громким стуком рассыпались, еле отскочил. Без оков порядка поленница стала куда больше. Кое-как стал перекидывать их к кострищу.
Руки дрожали от слабости, ноги подгибались. И – холодно.
Господи, как же тут холодно… Все, хватит ей дров для последнего ложа. Меня трясло от озноба.
Я разровнял дрова, чтобы тела не съезжали с них. Надо, чтобы прогорели целиком. Поровнее, вот так…
Вернулся в дом. К лестнице. Стараясь на глядеть на труп усатого, взял его за ногу и потащил.
По лестнице он сполз легко, а вот тащить его по коридору оказалось трудно. Закинуть на горку дров оказалось еще сложнее. Когда я пришел в столовую за трупом суки, мне пришлось остановиться и передохнуть пару минут. Ноги подгибались, сердце трепыхалось под самым горлом. Руки тряслись. Правая черт знает почему, а левая от усталости и озноба. Как и все тело…
Эта дрянь куда легче усатого, только чем ее тащить?
Я стиснул виски, пытаясь выжать из головы туман, путавший мысли. Одно я знаю точно: руками я до нее не дотронусь. Даже если она в самом деле мертва, окончательно и бесповоротно. Все равно не дотронусь. Ни за что.
Ага, вон камин… Я нашел рядом с ним кочергу. Приблизился к суке.
Это, пожалуй, хорошо, что я так устал. Теперь почти и не страшно даже…
Я ткнул ее кочергой. Она не шевельнулась. Хорошо.
Цепляя кочергой, я перевернул ее на спину. Замахнулся и вбил крюк ей в рот. Так и потащил.
Весила она, если судить по сложению, едва ли больше шестидесяти кило. Но сейчас я тащил ее, будто гору двигал. Нет, все, больше не могу…
Не могу. Будь что будет…
Я уже готов был плюнуть на все, бросить ее и поджечь прямо здесь, в коридоре, но оглянулся на нее… Ее голова запрокинулась, и я видел ее глаза. Открытые голубые глаза. Неподвижные и все же совершенно не похожие на мертвые. Никакой поволоки, ничего… Прозрачные, блестящие – совершенно живые!
Хныча от бессильной натуги, переламывая себя, я вцепился в кочергу и все же дотащил ее до внутреннего дворика. Втащил на дрова, поверх трупа усатого.
Канистра едва не выпадала из пальцев, я обрызгал рукава, пока обливал их бензином. Мне было чертовски холодно. Руки дрожали, я сломал три спички, прежде чем получилось высечь искру.
Но зато потом огонь ухнул, с ревом выстрелил в небо высоченной струей пламени и окатил меня живительным теплом.
Под бензином занялись дрова, стало светло как днем. С тел исчезла одежда, плоть почернела, морщилась… Но я не уходил. Вытянув к костру руки, я смотрел на тела и грелся. Господи, как же хорошо… Если бы еще кто-то выдернул этот гвоздь из затылка, отдающий в виски и за глазами… Но хотя бы тепло. И больше не надо никого никуда тащить. Можно просто расслабиться…
Нет, еще Гош и Шатун. Я должен им рассказать. О суке, что убил ее. И о морге. О том, что видел. Не знаю, что эти три жабы там делали, но не простой ритуал должен был быть этой ночью. Что-то гораздо, гораздо серьезнее…
Оставшиеся встревожатся и просто так не отступятся. И черт их знает, на что они способны. Я должен предупредить Гоша и Шатуна. Какое-то время к моргу лучше не соваться. Вообще близко к тем жабам и пурпурным…
Уходить от костра не хотелось, но я развернулся и побрел в дом. Если я не уйду сейчас, когда хорошо согрелся, то потом, когда костер прогорит, точно не уйду. Буду сидеть, ловя последние капли тепла, и, может быть, так и свалюсь там на землю, заснув…
Шатаясь, я брел по коридору, и он казался мне бесконечным. Пульс бился в висках, раскалывая голову. С каждым ударом боль вгрызалась в голову все глубже. Я налетал на стены, я шел, наверно, час, пока оказался у другой двери. Не сразу нашарил ручку и почти чудом выбрался на крыльцо. Здесь мне пришлось вцепиться в косяк, чтобы не упасть. Ноги едва держали.
Господи, что же это со мной?..
Я ждал, что мне будет легче, но легче не становилось. Только хуже.
Что же это со мной?..
Ясно, что. Эта сука все-таки коснулась. И когда я пришел в себя, надо было сразу, пока у меня еще был шанс, надо было воспользоваться этим шансом, а не уговаривать себя, что касания не было. Старик вот воспользовался. А я упустил свой последний шанс.
Я тряхнул головой. Нет! Нет, нет, нет! Она меня не коснулась! Просто движение воздуха над моими пальцами.
Хорошо, что я подогнал машину. Если бы она стояла там, где раньше, и надо было бы пройти сто
