без секса. У тебя скоро будет ребенок, и начнется такой бардак, что мало не покажется. Может, эта беременность и чудо из чудес, но это еще и часовая бомба. У тебя есть примерно полгода, чтобы перестать размазывать сопли под носом, приготовиться стать отцом и начать любить не только себя любимого. Будь я на твоем месте, я бы не ходила вокруг да около. Тебе ведь нравится Пенни? Так признайся в этом самому себе и — вперед! Может, что-то и выйдет. А может — получишь от ворот поворот. Главное — не сиди сложа руки.
— Венди, я был женат почти десять лет. Я разучился ухаживать за женщинами.
— Ты уж не обижайся, братик, но ты и до женитьбы не был в этом деле большим асом.
— Вот спасибочки. Умеешь поднять у ближнего самооценку.
— Зато честно.
На заднем крыльце, посасывая огрызок яблока, появляется Хорри.
— Приехал дядя Стэн. Ваша мама просит вас на стульчики.
— Убиться, до чего неохота, — стонет Венди и пытается встать. Но, попав ногой на глянцевый журнал, поскальзывается, теряет равновесие и с испуганным криком летит в воду. Я вскакиваю, но не успеваю сделать и шагу, как Хорри одним прыжком перемахивает через газон и с лету, ласточкой, ныряет в бассейн. В несколько мощных гребков он доплывает до места, где кашляет и отплевывается Венди. Ее широкий сарафан надулся и лежит на воде пузырем. Перепуганный Райан вжался в стенку бассейна, а Коул продолжает безмятежно распевать песенку, плескаясь на мелководье.
— Не ушиблась? Не нахлебалась? — встревоженно спрашивает Хорри, подхватив Венди железной хваткой профессионального спасателя.
— Нет… нет… все хорошо… — растерянно повторяет Венди, пока мощный буксир подтягивает ее к железной лестнице у края бассейна. — Ой, Хорри, ты прыгнул прямо в одежде…
— Ты тоже, — отвечает он. — Ну? Ты как?
— Да нормально я. Надо же, свалилась… Вот корова.
— Ты не корова. — Хорри убирает с ее лица мокрую прядь. — Ты мое солнышко-подсолнушко.
— Да, помню. — Улыбнувшись, она нежно гладит его по щеке.
— Ты никакая не корова, — повторяет он снова, стирая воду с ее лба. — И он должен тебя беречь.
Хорри разворачивается и плывет к выходу у мелкого конца бассейна.
— Спасибо, — тихонько шепчет она ему вслед.
— Ты йесь мокий, — говорит Коул, когда рядом с ним выныривает и встает Хорри.
— Ты прав, человечек.
— Паигяй со мной!
— Конечно, давай играть! — Раскинув руки, Хорри ложится на спину на воде.
Что Венди стирает со щек, сказать трудно — может, это слезы, а может, вода. Она же все-таки в бассейн упала…
Глава 26
Представление продолжается. Мы все на своем посту, на стульчиках, сидим шиву. Все, кроме Пола, который вымолил себе амнистию под предлогом каких-то крупных неотложных продаж в магазине. Элис после утренней сцены исчезла с концами, а вот Трейси появилась: сидит чуть в сторонке и улыбается — любезно и величественно. Мы же — точно рок-группа, кочующая из города в город: антураж и программа прежние, только публика каждый день меняется. Сначала нам положено печально скривить губы, а потом каждый затягивает свою песню. «Он отошел в мир иной тихо-тихо», — повторяет мать. «Сейчас деток уже трое», — говорит Венди. «Я — фотожурналист. Только что вернулся из Ирака, год там провел. Был прикомандирован к части военно-морских сил», — заученно твердит Филипп. «Мы разошлись», — говорю я.
Это потому, что каждые полчаса кто-нибудь непременно спрашивает, где Джен. Приходится отвечать, что мы разошлись. Новость тихо расползается по комнате, и в ближайшие полчаса бестактных вопросов мне больше не задают. Но потом прибывает следующая порция гостей, и цикл повторяется сызнова. Мне каждый раз жалко того, кто прокалывается: ему или ей, бедной, так неловко, лебезит передо мной, отдувается за всю компанию.
Разумеется, мамины ближайшие подруги полностью в курсе, с самого начала. Милли Розен приходит с дочкой Рошель, двадцатисемилетней незамужней девицей. Рошель красива, но красота у нее какая-то незапоминающаяся. Мамашка усаживает ее прямо передо мной и всячески пытается сделать так, чтобы у нас завязался разговор. Забавно, что эта мамашка — единственный человек в городе, который не знает, что я для ее дочери никакого интереса не представляю, поскольку у меня нет ни влагалища, ни титек.
Мамин старший брат, дядя Стэн, прибыл с очередной спутницей, престарелой проституткой Триш. Дама похожа на трансвестита и красится соответственно: увеличивает помадой губы и карандашом глаза. Стэн всю жизнь прослужил в апелляционном суде и был сорок лет женат на тете Эстер (спорим, у всех всегда есть тетя Эстер?) — женщине крупной и плоской как доска. Когда Эстер умерла от эмфиземы легких, Стэн выждал недели две или сколько он там счел подобающим и начал без зазрения совести спать со всеми желающими вдовами в своем пенсионерском поселке на Майами-Бич. Сейчас ему под восемьдесят, но и в этом возрасте земные радости ему не чужды: он по-прежнему водит машину и регулярно трахается. Я в этом уверен, потому что в любом разговоре он виртуозно выруливает на тему секса.
Кроме того, дядя Стэн первостатейный пердун, а поскольку приехал он уже довольно давно, воздух в помещении изрядно испорчен. Остальные гости морщатся и вертят головами, ища источник зловония, некоторые даже спешат убраться восвояси, но в основном люди слишком тактичны и переносят эту пытку молча.
Все — но не Филипп.
— Господи, дядя Стэн! — восклицает он. — Ты прямо садист. Сам-то ты как свои ароматы переносишь? Или привык?
— Это я кофе в самолете перепил, — поясняет старик.
— Кроме того, он сейчас на диете, ему можно только клетчатку. В сочетании с кофе — взрывоопасно, — поясняет Триш и подхихикивает. А женщинам с определенного возраста хихикать вообще противопоказано.
— Триш у меня медсестра, — гордо сообщает Стэн.
— Это в прошлом, — говорит Триш. — Я на пенсии.
— Но халатик носить умеет. — Дядя Стэн подмигивает и легонько лягает меня носком ботинка. — Намек понял?
— Стэн! — произносит Триш, но не скажу, что она слишком смутилась. Стэн пожимает плечами и тут же наклоняется вперед, чтобы выпустить очередную порцию смертоносных газов.
— Господи помилуй, — шипит Венди себе под нос.
Пол возвращается из магазина, но вместо того чтобы скрючиться, как подобает, на стульчике и дальше сидеть шиву, он целеустремленно пробирается через толпу в прихожей к и уходит наверх — по всей видимости, проверить, как там Элис.
— Да-а, ему, выходит, все можно? — капризно и обиженно, точно десятилетний ребенок, говорит Филипп.
Кто-то задает матери вопрос на любимую тему: приучение детей к горшку. В комнате тут же воцаряется почтительная тишина, и мать принимается вещать. Она в этом деликатном деле признанный эксперт, и дети ее друзей постоянно обращаются к ней за советами — кто по электронной почте, кто по телефону — по мере подрастания очередных детишек. В ее знаменитой книге есть целая глава, длинная и известная даже отдельно от книги, где популярно объясняются психологические причины каканья в штаны. Она подробненько описывает, как она приучала к горшку каждого из своих детей — поименно! — какие
