убивать.
Мне приходится собрать в кулак всю свою волю, чтобы притвориться, что я без сознания, когда Саманта Блад и ее слуга вновь являются, чтобы накормить меня и влить свое зелье. Но я лежу тихо и позволяю ей лечить меня. Сначала мне с трудом верится, что когда-нибудь удастся одолеть ее. Но чем дальше, тем крепче я становлюсь. И все-таки, даже будучи в своей обычной форме, мне вряд ли удастся справиться с Чарльзом и Самантой одновременно.
Я неустанно твержу Хлое, что пора что-то предпринимать. Каждый новый день такой жизни невыносим для Генри. Я сам едва выдерживаю.
– Нет, – говорит она. – Лила знает, как тебе уйти, чтобы мои родители не смогли остановить и найти тебя. Филипп обещал помочь. Но Лила предупредила меня, что это может быть очень трудно. Перед тем как попытаться, ты должен быть уверен в своих силах.
– Разве ты не уйдешь со мной?
– Разумеется, ушла бы, если бы речь шла только обо мне. Как бы опасно это ни было, я бы ушла с тобой. Но ведь теперь нам надо думать и о ребенке. Я не могу рисковать нашей дочерью. Главное, не забудь потом вернуться за мной.
И я жду, каждый день на несколько минут притворяясь, что я без сознания, каждую ночь тренируя свои ослабевшие мускулы, сходя с ума от мыслей о сыне в Майами и о невесте, запертой в темной комнате.
Наконец наступает ночь, когда Хлоя говорит:
– Пора. Ты чувствуешь себя в силах бежать, Питер?
– Да.
– Мама сказала мне, что ты безнадежен. Я подозреваю, что она собирается дать тебе яд. Сегодня
вечером, когда мои родители улетят на охоту, к тебе придет Лила.
– Но если твои родители охотятся, они могут почуять меня, как только я поднимусь в воздух.
– Ты убежишь не так, – отвечает Хлоя.
Я встаю, едва заслышав, как поворачивается ключ в замке. Филипп распахивает дверь и широко улыбается. Рядом с ним, держа в руке зажженную свечу, стоит маленькая чернокожая морщинистая женщина. Это, вероятно, Лила, та самая служанка, которая воспитала Хлою. Внезапный свет слепит глаза, приходится прикрыть их руками.
– Ты уверен, что хочешь бежать в таком виде? – спрашивает Филипп.
Вспомнив, что я совершенно голый, пожимаю плечами:
– Твои родители, похоже, не собираются возвращать мне одежду.
– Одежда все равно промокла бы,- говорит Лила. – Идите за мной.
Я смотрю на Филиппа, ожидая объяснений. Он разводит руками:
– Послушай, я только должен был достать ключ и открыть дверь. А все остальное – дело Лилы.
Она ведет нас обоих мимо камер в большую пустую комнату в конце коридора. На стенах висят старые проржавевшие цепи. Пол усеян человеческими костями. В воздухе стоит застарелый смрад.
– Здесь семья Блад расправлялась со своими врагами, – поясняет Лила.
По костям она идет к противоположной стене. Я следую за ней и вскоре начинаю ощущать слабый запах сырости и экскрементов летучих мышей.
– Здесь,- говорит Лила, остановившись около трещины в стене. Трещина очень узкая, но в нее может протиснуться человек. Пламя свечи в руке
женщины колеблется. -- Сквозь пещеру протекает река. Некоторым из наших удавалось бежать таким способом.
– А мои родители об этом догадываются? – спрашивает Филипп.
– Я не знаю. По крайней мере бежавшие обратно не возвращались.
– Можно мне взять это? – Я указываю на свечу.
– Можно, но пользы от нее будет не много,- говорит Лила и все же отдает мне свечу. – Только, пожалуйста, выведите нас из комнаты, прежде чем мы останемся в темноте.
Я провожаю их в коридор и говорю брату Хлои:
– Вы оба не пострадаете, когда выяснится, что я бежал?
– Конечно, родители будут рвать и метать, но, пока точно не выяснят, как именно тебе удалось уйти, думаю, они нас не тронут. Во всяком случае, ни я, ни Лила не скажем ни слова.
– Спасибо. Если бы я мог вам чем-нибудь помочь…
– Знаешь, мы это делаем ради Хлои, – говорит Филипп. – Моим родителям не следовало так поступать с ней и с тобой. Никакие традиции и семейные обиды тут ни при чем. Они просто хотят завладеть твоим состоянием. Возвращайся потом за своей женой. Это все, чего мы хотим от тебя.
20
Острые камни царапают мне грудь и спину, пока я протискиваюсь в расселину. Оказавшись по ту сторону стены, поднимаю свечу и осматриваюсь. Откуда-то сочится слабый свет. Неподалеку от меня торчат несколько сталагмитов, но в основном под ногами ровная, скользкая поверхность. Все это похоже на огромную пещеру, но ни потолка, ни стен ее не видно. Морщась от затхлого запаха и ежась от холода и сырости, я прислушиваюсь, но слышу лишь стук падающих капель и плеск воды где-то неподалеку, в темноте.
– Питер, ты уже в пути? – мысленно спрашивает меня Хлоя.
– Да.
Я смотрю на оплывающую свечу и улыбаюсь во вновь обступающей меня темноте. «Ну и втравила ты меня в историю!» – думаю я. Потом, вздохнув, иду на звук воды.
– Питер! Все в порядке?
Поскользнувшись, хватаюсь за сталагмит свободной от свечи рукой.
– Все прекрасно, – отвечаю я Хлое. – Я в какой-то огромной пещере и понятия не имею, куда идти. Может быть, тут что-то не так?
– Если тебе кажется, что там опасно, возвращайся.
Оглянувшись, замечаю, что расселина, сквозь которую я пролез, уже скрылась в темноте.
– У меня нет выбора, – говорю я Хлое.
– Нам надо было подумать о каком-нибудь другом способе,- сокрушается она.- Я не хочу тебя
терять.
Впереди блеснуло что-то похожее на воду. Я бросаюсь вперед, обнаруживаю речушку, скорее ручей, не более двух футов в ширину, и принимаю решение идти вдоль него, куда бы он ни вел.
– Питер!
Я тяжело вздыхаю, останавливаюсь и отвечаю Хлое:
– Я вовсе не собираюсь теряться и тебя терять не намерен. Но сейчас мне нужно сосредоточиться. Скажи мне, который час.
– Четверть второго ночи.
– Если не услышишь меня до десяти утра, позови сама.
– Хорошо, Питер. Будь осторожен.
Разумеется, буду! Уж я очень постараюсь не потеряться и не пропасть без вести, буду очень тщательно обходить все глубокие ямы и приложу все усилия, чтобы не умереть от голода. Журчание воды слышится еще до того, как появляется сам водоем и стена за ним. Крошечная лагуна, не более десяти футов в диаметре, в которую впадает ручеек. Я высоко поднимаю свечу, стараясь разглядеть, куда же утекает вода. Ничего не видно. Но ведь куда-то же она должна утекать! Подойдя поближе, вижу на берегу озерца множество скелетов. Вот они, беглецы, о которых говорила Лила.
