– В три.
– В таком случае, у вас должно быть время, чтобы пропустить по стаканчику?
Мадам Редан посмотрела на него с удивлением, улыбнулась и тихо сказала:
– Охотно.
Пьер удивился той легкости, с которой она приняла его предложение, и сразу же упрекнул себя за то, что пригласил ее. В кафе ему вовсе стало неловко. Ему казалось, что он отдувается за чужое решение. Она заказала анисовый ликер, который, как он считал, никак не соответствует женщинам утонченного и изысканного типа. Себе он попросил белое вино и тут же подумал о дочери. Что если бы Анн увидела, как он сидит рядом с этой незнакомкой в бистро и с подчеркнутой любезностью беседует с ней? Что за черт толкнул его? Как теперь ему выбраться из этой западни? Пока они с мадам Редан находились в магазинчике, все было нормально, но теперь, без книг вокруг, он не знал, о чем с ней говорить. И он затосковал, вдруг почувствовав себя виноватым.
– Вы отсюда далеко живете? – спросил он.
– Авеню де ля Мотт-Пике. Прямая ветка метро до «Одеона». А вы?
– Совсем рядом, рю де ля Сен.
– Лучшего адреса для человека, влюбленного в Старый Париж так, как вы, трудно и представить. Ваше увлечение не мешает вам замечать происходящее вокруг в нашем повседневном мире?
– Да нет же, все не так. Минувшее только в моих грезах, а живу я, как и все мои сограждане, с открытыми глазами…
– А чем вы еще увлекаетесь, помимо чтения?
Он поколебался и ответил:
– Я еще люблю музыку, пешие прогулки, люблю музеи… бридж…
– Я тоже пробовала играть в бридж с друзьями. Но у меня не получается.
– Ну и я не из мастеров.
Минуты истекали, и Пьер с нарастающим беспокойством думал об Анн. Она, конечно, уже вернулась с работы и ожидает его к обеду. Недоумевает, что же могло с ним приключиться. Чем объяснить ей свое опоздание? Он готов был пожаловаться мадам Редан на свое душевное смятение, не дававшее ему покоя. Он уже не находил ее ни остроумной, ни привлекательной. Она продолжала пить маленькими глотками свой пастис, а Пьер не смел прервать беседу, не видя с ее стороны ни малейшего намека на то, что пора уходить. Может, ее не отягощают никакие жизненные обязательства? В котором же часу она обедает? Не думает ли она, что он собрался пригласить ее в ресторан? Впрочем, он выразился вполне определенно: «Не желаете ли пропустить по стаканчику?» Пьер совсем потерял голов у, ладони его вспотели, а мадам Редан продолжала рассказывать о лекции на свежем воздухе в Фонтенбло, где ей довелось побывать прошлым воскресеньем.
– Все было неплохо, но лектор словно рассказывал вызубренный урок. Я тут же сравнила его холодную речь с тем, как живо и красочно рассказывали о старых домах нашего квартала вы!
Он испытал неподдельное удовольствие, но вместе с тем испугался возможной колкости и внутренне весь сжался.
– Я уверена, что вам не раз приходилось бродить с дочерью по старым улочкам Парижа, рассказывая ей о минувших столетиях, о людях и каменных стенах, которыми и за которыми вершилась история, – продолжила мадам Редан.
– Верно, случалось и такое, – буркнул Пьер.
– Мне бы тоже хотелось… – вздохнула мадам Редан.
– Если пожелаете, я как-нибудь составлю вам компанию, с удовольствием… – начал было он.
Его ответ был обычным проявлением вежливости. На меньшее – после того, как она сама напросилась на прогулку, – он был не способен. Но согласись она, он бы ужасно огорчился.
– Вы так добры, – сказала она. – Однако я не хотела бы этим злоупотреблять. Если только вас не посетит подобная идея, скажем, в воскресенье или в понедельник… Да, в понедельник магазин закрыт.
– Вот и отлично… – пробормотал он.
Она допила вино. Помада на верхней губе смазалась, и она слегка подправила макияж. Лицо ее помолодело и посветлело, словно внутри зажгли лампочку. Пьер так спешил домой, что даже не предложил мадам Редан проводить ее до метро. Они расстались прямо у кафе. Ну вот он и один. Пьер вздохнул. Никогда больше ноги его не будет на пороге этой лавчонки. Пять минут второго! Он почти бежал. Лицо Анн в его воображении разбухало наподобие тяжелой грозовой тучи, пронизанной всполохами молний. Оказавшись наконец в столовой, он предстал перед дочерью, потупил глаза и едва слышно выдавил из себя:
– Извини, ты меня долго ждешь?
– Нет, – ответила она. – Я только вошла. Ты откуда?
– Почему ты меня об этом спрашиваешь, Анн?
– Чтобы знать, папа…
– Я прогуливался.
На другие вопросы он ответить не смог бы, но она их и не задала. Успокоившись, Пьер сел к столу, напротив нее. Получалось, что дома все устроилось как нельзя лучше, и мысли его снисходительно вернулись к мадам Редан. У нее действительно красивые руки, а взгляд голубых глаз прозрачен, как витражи. И правильно он сделал, что приобрел эту книжку. Антикварная редкость, а так недорого.
Легкая порция белого вина разбудила в нем аппетит. Он съел обед быстро и с удовольствием. Анн, напротив, лишь поковырялась в своей тарелке.
– Ты не голодна? – спросил он.
– Нет.
Лицо Анн было сухо, лоб нахмурен, щеки бледны.
– Несколько последних дней ты плохо выглядишь, – продолжал он. – Ты часом не заболела?
– Вовсе нет. Проблемы по работе.
– Что за проблемы?
– Все те же.
– Ты мне ничего не рассказываешь.
– Папа, хватит об этом, прошу тебя, – оборвала его она.
– Ты злишься, что я опоздал к обеду?
– Да нет же!
Луиза принесла сыр. Анн решительно отказалась. Пьер слыл почитателем «Канталя», но взял лишь кусочек, словно боялся вызвать недовольство дочери, съешь он столько, сколько ему хотелось.
– Что нужно сделать после обеда, мадемуазель? – поинтересовалась Луиза.
– Должны бы знать. Сколько можно об этом говорить? – сердито ответила Анн. – Сами палец о палец не ударите!
– Но, мадемуазель, вчера вы сказали, чтобы я у вас спросила. Тут и глажка, тут и стирка, и все разом…
– Делайте, что хотите. Только на будущее – потрудитесь не трогать мои вещи. Сегодня утром свою сумочку я нашла в обувном шкафу, а крем для снятия макияжа – в аптечке. Если вы не исправитесь, мне придется с вами расстаться.
На Луизу было жалко смотреть. Огромные, слегка навыкате глаза были полны слез.
– Мадемуазель, прошу вас… Что я буду делать, если вы меня прогоните? Ведь в моем возрасте я никому не нужна!..
Анн молча испепелила ее таким взглядом, что бедная Луиза поспешила убраться на кухню.
– Мне кажется, ты с нею чрезмерно резка, – сказал Пьер. – В конце концов, она делает то, что может.
– Ты хочешь сказать, что по большей части она делает так, как удобно ей?
– Что будет с нами без нее? Лучше, боюсь, тебе все равно никого не найти…
– Ты всего боишься, папа. Незаменимых не бывает.
Он умолк, чтобы не усугублять ее раздражение. И на Эмильен тоже порой накатывали приступы раздражения, этакой семейной строгости. Должно быть, им подвержены все женщины. Уравновешенные внешне, они время от времени все же нуждаются в нервной разрядке, и непременно через какой-нибудь
