полученного от Елизаветы I, – он был снова поставлен на место. На этот раз – Людовиком XV. Бышему послу было велено отправляться на свои земли в Лимузене и ждать там новых приказаний.
Что же до Елизаветы и ее спутников по богомолью, то после короткого пребывания в Троице-Сергиевой Лавре они отправились в Москву, где принцессы Ангальт-Цербстские изо всех сил старались казаться естественными, несмотря на испытываемые ими стыд и разочарование. Зная, что ее теперь в России только терпят до поры до времени и что если не в день свадьбы, то уже точно на следующий ее попросят отсюда, Иоганна кипела не переставая. София, со своей стороны, пыталась забыть о длинной цепи поражений, готовясь к обращению в православие ревностно, с усердием неофитки. А пока она внимательно слушала речи священника, которому было поручено посвятить девушку в веру ее новых соотечественников, Петр ездил по лесам и полям, весело резвился на охоте, забываясь в пьянстве вместе со своими обычными компаньонами по таким делам. Они все были голштинцами, говорили между собой только по-немецки и призывали великого князя наплевать на русские традиции, отстаивая и постоянно доказывая свое германское происхождение.
28 июня 1744 года София, наконец, вступила в лоно православной церкви. Она произнесла чистым голоском и ни разу не запнувшись Символ своей новой веры и приняла в крещении новое имя: стала Екатериной Алексеевной. Необходимость сменить святую покровительницу, которая была у нее от рождения на календарную русскую святую Софию-Августу ничуть не смутила: она давно уже знала, что нужно через это пройти, если хочешь выйти замуж за представителя русской знати.
Назавтра, 29 июня, состоялось обручение в домовой церкви. Впереди медленно-медленно шла императрица в сопровождении небольшой свиты. Восемь генералов несли над процессией серебряный балдахин. Сразу за теткой, бросая направо-налево глупые улыбки, двигался великий князь Петр Федорович, бок о бок с ним – великая княжна Екатерина Алексеевна, прямая и невозмутимая. Елизавета Петровна была очень довольна будущей невесткой: «У нее есть голова на плечах, она далеко пойдет!» Во время бала, завершавшего церемонию обручения, императрица смогла лишний раз увидеть контраст между элегантностью и простотой невесты и спесью ее матери, которая постоянно трещала, как сорока, и стремилась вылезти вперед. Чуть позже весь двор с большой помпой выехал в Киев. Обрученные и старшая принцесса Цербстская отправились вместе со всеми. Опять – приемы, балы, парады, речи, снова к концу дня даже у царицы, привыкшей к светской суматохе, появлялось смутное ощущение потерянного зря времени. В течение этой малороссийской поездки, которая продолжалась три месяца, Елизавета притворялась, будто не замечает, в какое движение пришел мир вокруг, куда, в какую сторону он движется. Англия вроде бы готовится напасть на Нидерланды, тогда как Франция намерена пойти врукопашную с Германией, а австрийцы, в свою очередь, присматриваются к возможности атаки на французскую армию… Версальский и Венский кабинеты министров соревновались в ловкости, стремясь обеспечить себе поддержку России, а Бестужев вилял, прибегал к уловкам, когда успешнее, когда менее успешно, затягивал ответы на прямо поставленные вопросы, ожидая точных указаний Ее Величества. Но вот императрица, вероятно, все-таки растревоженная докладами своего великого канцлера, решается вернуться в Москву. Дает сигнал – и все придворные кланы и клаки пускаются длинным, медленным караваном в обратный путь. В Москву, в Москву!
По дороге в свой древний священный город Елизавета, скорее всего, надеялась, что сможет по приезде отдохнуть, сможет позволить себе хотя бы несколько дней заслуженного «отпуска»: она ведь так умаялась от киевской суеты! Но едва вдохнув московский воздух, она ощутила привычно неистребимую жажду развлечений и сюрпризов. По ее инициативе немедленно возобновились балы, ужины, маскарады, оперы… Они следовали друг за другом в таком бешеном ритме, что даже молодые люди, бывало, просили пощады.
Однако, поскольку приближался день торжественной церемонии бракосочетания, Елизавета была вынуждена покинуть старую столицу, чтобы – пока без молодых – отправиться в новую: свадьба должна была состояться в Санкт-Петербурге. Иоганна и жених с невестой выехали туда же несколько дней спустя. Так и следовали – поезд за поездом, пока на одной из остановок, в селе Хотилово, великий князь Петр внезапно не заболел. У него начался озноб, на лице выступили розоватые пятна. Диагноз – оспа! В ту пору редко кому удавалось исцелиться от этой страшной болезни. Отправили курьера к императрице. Когда Елизавета Петровна узнала об угрозе, нависшей над приемным сыном, ее охватило дурное предчувствие, граничащее с ужасом. Как она могла забыть, что меньше пятнадцати лет назад юный царь Петр II подцепил именно эту болезнь и вот так же – накануне женитьбы! И – по странному совпадению – невесту Петра в том, почти уже далеком 1730 году, маленькую княжну Долгорукову, тоже величали Екатериной! Может быть, это имя приносит несчастье династии Романовых?! Нет, в это невозможно поверить! Так же, как невозможно поверить в фатальность заражения при одинаковых обстоятельствах…
Решив отправиться к престолонаследнику, чтобы лечить его и ухаживать за ним, Елизавета велела запрягать. Повернули обратно к Москве. Между тем растерянная и почти обезумевшая Екатерина тоже двинулась в путь: наоборот, в столицу, к царице! На дороге ее сани встретились с императорскими. Общий страх, общая тревога, опасения тетки за племянника – а вдруг худшее, а невесты за жениха – а вдруг потеряю его, даже не успев стать женой, – бросили женщин в объятия друг друга. Смешались слезы. И теперь уже Елизавета окончательно убедилась, что сам Господь внушил ей согласие на брак наследника престола с этой пятнадцатилетней принцессочкой: Екатерина, вне всяких сомнений, оказалась той супругой, какая нужна этому дурачку Петру, и той невесткой, какая нужна ей самой, для полного счастья и возможности уйти с миром, когда придет время.
Они вместе добрались до Хотилова. Прибыв в деревню, увидели на убогом ложе трясущегося в ознобе великого князя. Глядя на то, как он мечется по постели, обливается потом, бредит, Елизавета Петровна с ужасом думала: неужели династия Петра Великого должна оборваться со смертью этого хилого мальчишки? А великая княжна Екатерина уже видела себя возвращающейся в Цербст с жалким багажом воспоминаний о вдруг прервавшемся празднике. Но отправиться, причем вместе с матерью, ей пришлось в Санкт-Петербург: царица распорядилась, чтобы девушка уехала побыстрее – пока не успела заразиться. А сама принялась ухаживать за больным.
Несколько недель, обитая в жалкой деревенской избе, темной и плохо натопленной, российская императрица была сиделкой у мальчика, избранного ею своим наследником, мальчика, сыгравшего с нею такую злую шутку и, кажется, решившего выйти из игры в тот момент, когда Елизавета уверенно вела партию к выигрышу. Почему царица оказалась тогда так верна существу, которое совсем не любила? Было ли это христианское милосердие или забота о выгоде для монархии? В то время Елизавета об этом не задумывалась и не пыталась анализировать, какие именно чувства привязывают ее сейчас к этому тупому и неблагодарному парнишке. Ее вела сама судьба, она подчинялась Богу, чувствовала себя исполнительницей Господней воли. И победила: болезнь в конце концов отступила, лихорадка спала, Петр Федорович начал приходить в себя.
В конце января 1745 года императрица оставила Хотилово, чтобы отвезти племянника в Санкт- Петербург. Бедняга так переменился за время болезни, что Елизавета Петровна опасалась, как бы невеста не слишком разочаровалась, увидев, какой ужас, какую мерзость и жалость ей привезли вместо жениха. Вздувшееся лицо обезображено рябинками, оставшимися от оспы. Бритая голова. Глаза, налитые кровью. Потрескавшиеся губы. Чистая карикатура на молодого человека, каким был великий князь совсем еще недавно, несколько месяцев назад. Что делать? Думая не столько о племяннике, превратившемся в подобное чудовище, сколько о милой девочке, которой предстоит заполучить это чудовище в мужья, Елизавета решила малость Петра приукрасить. Нацепила на «привидение» огромный завитой парик. Но оказалось, что с напудренными фальшивыми локонами мальчишка выглядит еще страшнее и противнее, чем в натуральном виде. Положение было безвыходное, жребий брошен, и царица решила в очередной раз положиться на удачу: чему быть, того не миновать! Когда императрица с племянником прибыли наконец в свою резиденцию, Зимний дворец, Екатерина Алексеевна выбежала навстречу жениху, радуясь его чудесному выздоровлению. И – остановилась окаменевшая от ужаса, увидев этот призрак. Постояла минутку с полуоткрытым ртом и выпученными глазами, невнятно поздравила с исцелением, присела в реверансе и убежала так, будто ее спугнул выходец с того света.
10 февраля, в день рождения великого князя, растерянная императрица даже отсоветовала племяннику показываться на людях. Но все-таки она еще надеялась, что со временем физические недостатки Петра станут не такими наглядными, чуть смягчатся. И вообще на данный момент ее стало куда больше пугать
