почти полное отсутствие у него интереса к невесте. В окружении Екатерины поговаривали, будто он хвастается перед нею успехами у любовниц. Но так ли было на самом деле? Способен ли он удовлетворить женщину в любовной игре? Нормально ли он сложен – «вон там»? А красотка Екатерина – покажет ли она себя достаточно кокетливой и изобретательной в постели? Способной пробудить желание у дубины-мужа? Подарит ли она детей, наследников стране, которая так давно их ждет? Можно ли какими-то лекарствами, какими-то снадобьями излечить половую слабость мужчины, если его куда больше возбуждает полк на марше, чем обнаженная женщина на простынях в полумраке его алькова? Мучающаяся сомнениями царица советовалась с лекарями. После нескольких серьезных совещаний они решили, что если бы великий князь меньше пил, его бы больше привлекали дамы. Впрочем, по их мнению, слабость эта преходящая, вскоре наметится «улучшение». Таково же было мнение Лестока. Но ни «специалистам», ни лейб-медику было не успокоить тревог и опасений императрицы. Ко всему еще, ей чудилось, будто со свадьбой теперь не спешат уже оба: и Петр, и Екатерина. Может быть, боятся ночных радостей?
Нынче, как бы легко ни соглашались молодые люди со всякими отсрочками и предлогами, могущими оттянуть свадьбу, Елизавета Петровна горела нетерпением за них обоих. После долгих обсуждений была неотвратимо назначена дата бракосочетания. Ее Величество решила объявить днем самой грандиозной из всех свадебных церемоний века – 21 августа 1745 года.
IX. Елизаветинская россия
Когда заходила речь о подготовке к празднику, для Елизаветы Петровны переставала существовать поговорка «будь что будет»: она ничего не оставляла на волю случая. Наступил день торжественной церемонии венчания, и у императрицы не оставалось сомнений в том, что ей следует самой принять участие в приготовлениях невесты. Государыня осмотрела стоявшую нагишом девушку с головы до ног, потом стала руководить служанками, надевавшими на нее белье и платье, не упуская ни единой мелочи. Наступила очередь прически – с куафером был обсужден каждый завиток волос…
В качестве подвенечного платья царица выбрала для Екатерины – никакие возражения не принимались! – наряд из серебряной парчи. За платьем с широченной юбкой и короткими рукавами тянулся вышитый шлейф – по всему полю ткани были словно рассыпаны цветы роз… Не скупясь, Елизавета доставала из собственной шкатулки ожерелья, браслеты, перстни, броши, сережки – и украшала всеми этими драгоценностями будущую новобрачную. Наряд бедняжки стал таким тяжелым, что в нем было трудно двигаться, и девушке приходилось держаться так прямо и в такой застывшей позе, будто она аршин проглотила.
Тем не менее, принаряженная подобным образом великая княгиня явилась всем поистине небесным видением. Иное дело – жених! Он выглядел просто смехотворно: ни дать ни взять переодетая царевичем обезьяна. Даже шуты Анны Иоанновны, умевшие корчить немыслимые рожи, не могли бы вызвать приступов такого гомерического хохота, к какому способен был побудить любого великий князь Петр Федорович, делая попытки произвести впечатление серьезного человека.
Свадебная процессия двинулась по Санкт-Петербургу посреди гудящей толпы. При виде кортежа люди бросались на колени, падали ниц, торопливо крестились, выкрикивали благословения молодым и здравицы матушке-царице. Никогда и никто не видел в Казанском соборе такого огромного количества зажженных свечей. В течение всей литургии Елизавета чувствовала себя словно на раскаленных углях: все время ждала, что племянник совершит неловкость из тех, на какие он столь горазд в самых что ни на есть неподходящих обстоятельствах. Но служба продолжалась без сучка без задоринки,[54] вот уже и обмен кольцами состоялся. Услышав последний возглас священника, царица вздохнула с облегчением. Разминая затекшее за время долгого стояния в храме тело, она радовалась, что скоро можно будет пуститься в пляс на балу, по обычаю, замыкавшему празднества. Однако, несмотря на наслаждение, с каким Елизавета Петровна танцевала, она никак не могла выкинуть из головы одну мысль: главное сегодня – не благословение, полученное новобрачными, еще менее важны менуэты и полонезы, главное на сегодняшний день – брачный союз юной четы, короче, их совокупление. А первая брачная ночь скоро должна была начаться…
К девяти часам вечера терпение императрицы лопнуло. Прекратив танцы, она приняла решение: молодым пора удалиться – и, подобно добросовестной дуэнье, отправилась сама провожать новобрачных в супружескую спальню. Возбужденные, хихикающие придворные дамы составили эскорт. Великий князь скромно вышел, чтобы надеть ночную сорочку, и служанки великой княгини, пользуясь его временным отсутствием, раздели Екатерину, облачили ее в более чем соблазнительную кружевную рубашку, прикрыли темноволосую голову кружевным же воздушным чепчиком и уложили девушку в постель под бдительным взором императрицы. Когда Ее Величество решила, что «малютка готова», она вышла – медленной театральной поступью.[55] На самом деле в душе Елизавета оплакивала продиктованный благопристойностью запрет оставаться там, в спальне, ей до смерти хотелось посмотреть, как все будет дальше. Ее страшно тревожили вопросы, на которые негде было найти ответа. Хорошо ли подготовлен племянник к «экзамену», до которого оставалось всего несколько минут? Хватит ли Петру мужской силы, чтобы удовлетворить этого невинного ребенка? Сумеют ли тот и другая справиться без ее советов по части любовных наслаждений?..
Прежде чем покинуть комнату, Елизавета Петровна заметила, что девочка выглядит испуганной и на глазах ее сверкают слезинки. Разумеется, ей было известно, что вот такая повергнутая в трепет девственница нормального мужчину только возбуждает. Ну, а нормален ли в этом качестве великий князь? А вдруг он, существо столь эксцентричное, столь неуправляемое, в постели так слаб, что никакая, даже опытная красотка его от этого не вылечит? Встретившись с Разумовским на исходе совершенно измучившего ее дня, Елизавета поздравила себя с тем, что им с Алексеем не приходилось и не приходится задумываться о таких вопросах.
Несколько дней после свадьбы императрица тщетно пыталась обнаружить во взгляде Екатерины признаки физического удовлетворения и сердечного согласия. Новобрачная становилась все более задумчивой и выглядела все более расстроенной. Расспросив ее камеристок, Елизавета выяснила, что чаще всего по вечерам, запрыгнув в постель к молодой жене, великий князь Петр Федорович – вместо того, чтобы ласкать ее, – принимается весело играть с расписными деревянными фигурками, расставленными на ночном столике. Впрочем, так же часто, говорили женщины, он вообще бросает великую княгиню под предлогом головной боли и отправляется пьянствовать с друзьями в соседнюю залу, откуда потом то и дело раздаются взрывы хохота. А еще ему нравится выстраивать слуг, как на парад, и командовать ими, будто солдатами. Конечно, пустое ребячество, но ведь как оно обидно и даже тревожно для юной супруги, которой всего-то и надо, чтобы на нее обратили внимание.
В то время как Екатерина маялась, томимая неутоленным голодом рядом с никуда не годным мужем, ее матушка распутничала почем зря, переходя все возможные и невозможные границы. За несколько месяцев, проведенных в Санкт-Петербурге, Иоганна ухитрилась стать любовницей графа Ивана Бецкого. Ходили слухи, что трудами и заботами этого господина она уже беременна, и пока великая княгиня медлит с тем, чтобы произвести на свет наследника имперского престола, она-то не преминет подарить дочке в ближайшем будущем братца или сестрицу. Возмущенная недостойным поведением женщины, которой ради Екатерины следовало бы поумерить свои страсти хотя бы на время пребывания в России, императрица Елизавета пригласила Иоганну к себе и сухо приказала оставить страну, куда она принесла лишь бесчестье и глупость. Последовала патетическая сцена с реками слез и горами оправданий, которые не произвели на царицу никакого впечатления. Облитая ледяным презрением принцесса отправилась укладывать вещи, уложила и, даже не попрощавшись с дочерью, чьих упреков ей не хотелось слышать, вернулась в Цербст.
Отъезд матери-распутницы не стал целительным для великой княгини. Хотя в течение всего этого времени Екатерина была смущена и растеряна, наблюдая за выходками Иоганны, теперь, после ее отъезда, бедняжка почувствовала себя такой одинокой, что меланхолия переросла у нее в безмолвное отчаяние. Невольная свидетельница этого уныния, Елизавета Петровна, тем не менее, не теряла надежды: а вдруг, увидев молодую жену столь несчастной, Петр сблизится с ней, вдруг слезы Екатерины пробудят в нем страсть, которой не смогло пробудить кокетство? Нет… С каждым днем молодые супруги все больше отдалялись друг от друга, отчуждение между ними усиливалось. Осознавая свою несостоятельность, свою неспособность исполнить супружеский долг по отношению к Екатерине, каждый вечер с милыми ужимками приглашавшей его в постель, Петр Федорович избрал новую тактику. Теперь он стал цинично хвастаться
