убит Густав III, прозванный ею «Братом Гу», и с тех пор, несмотря на все усилия дипломатов, отношения между Стокгольмом и Санкт-Петербургом никак не наладятся. Женив восемнадцатилетнего короля Швеции на тринадцатилетней Александре, можно было бы по-семейному решить много политических проблем. Тем более что у Густава, как говорят, «очаровательное личико, говорящее о уме и доброте», а Александра – самая хорошенькая, самая простодушная и милая из всех европейских принцесс на выданье. Поскольку возраст еще не позволяет поженить их сейчас же, свадьбу отложат на пару лет. А обручение совершить можно хоть сейчас. Переговоры ведет Платон Зубов как министр иностранных дел. Надо сказать, переговоры нелегкие. Шведы считают обязательным, чтобы принцесса приняла протестантскую веру, а Екатерина, наоборот, полагает, что ее внучка по своему рождению достаточно высокого ранга, чтобы не выполнять это условие. Будучи принцессой императорских кровей, Александра должна остаться в своей религии и иметь в Стокгольме свою православную часовню со священнослужителями. Такая непримиримая позиция царицы объясняется, по-видимому, тем тяжелым путем, который прошла когда-то немецкая принцесса захудалого рода, вынужденная отказаться от лютеранства, чтобы выйти замуж за наследника российского престола. Какой блестящий реванш за свое прошлое! Платон Зубов и его советник Марков пытаются лавировать в переговорах со шведами. Споры то разгораются, то утихают, запутываются и заканчиваются с той и с другой стороны полуобещаниями, отнюдь не проясняющими обстановку. С обеих сторон рассчитывают, что в суете последних минут смогут преодолеть сопротивление противной стороны и «скомкать» церемонию обручения, как надеется Марков.
В августе 1796 года юный король Швеции и его дядя, герцог Судерманский, регент королевства, прибывают в Россию. Взрослые еще насторожены, а между Густавом и Александрой – уже любовь с первого взгляда. Густав предстал перед девицей как сказочный принц из раннего детства. Это подтверждает и княгиня Головина в своих воспоминаниях: «Черный костюм шведского короля и волосы до плеч добавляют к благородному облику нечто рыцарское…» Екатерина же в письме Гримму пишет: «Это прекрасный юноша, и в нынешней Европе наверняка ни в одном королевстве не найдется никого, кто мог бы с ним сравниться». Через несколько дней она же продолжает: «Все в восторге от юного короля, и взрослые и дети. Он изумительно воспитан, отлично поддерживает беседу в самом приятнейшем духе. У него очаровательные черты лица, большие, очень живые глаза, величественная походка, рост высокий, он строен и гибок, любит танцевать, легко прыгает, все движения ловки. Кажется, ему здесь нравится… Барышня тоже ничего против него не имеет, некоторая скованность первых дней прошла, и, по-видимому, ей очень хорошо со своим возлюбленным. Признаюсь, это – редкая пара».
Чувствуя, что весь двор за ними следит, молодые пожирают друг друга глазами, говорят между собой очень быстро и ищут малейший способ побыть вместе. Екатерина потирает руки. «Любовь торжествует», – говорит она. Еще несколько дней – и дело будет сделано. После бала в австрийском посольстве она пишет Гримму: «Бал был очень веселым, прошел слух, что обо всем договорились окончательно на словах. Не знаю уж, как это случилось, из озорства или еще как, но, танцуя, влюбленный решил слегка пожать ручку суженой. Побледнев как полотно, она сказала гувернантке: „Вы только представьте себе, что он сделал! Он пожал мне руку во время танца. Я не знала, как поступить“. А та спрашивает: „И что же Вы сделали?“ Девочка отвечает: „Я так испугалась, что чуть не упала!“»
Очарованный такой наивностью, Густав, даже не посоветовавшись с регентом, идет прямо к императрице и взволнованно говорит ей, что любит Александру и просит ее руки. Бабушка в восторге: поистине любовь не знает преград и сильнее всех дипломатов на свете. Официально разрешенная идиллия расцветает вовсю. Великая княгиня, мать невесты, пишет мужу, оставшемуся в Гатчине, записку за запиской, где сообщает о делах и поступках молодых: «Наши дорогие суженые сидят рядышком и тихо воркуют, до меня доносится только голос юноши». Король Швеции до того влюблен, что хочет приблизить день свадьбы. Великая княгиня-мать обещает помочь: «Положитесь на меня, господин Густав (sic). Хотите, я поговорю с императрицей?» Он хочет и за ужином уже перед всеми ведет себя «самым нежно- влюбленным образом с невестой». На следующий день еще больше радости в очередном письме от матери к отцу: «Милый друг, слава Богу: обручение назначено на понедельник вечером… Обручать будет митрополит… В тронном зале будет бал».
В семь часов вечера в понедельник, 11 сентября, огромный зал полон гостей. Здесь знатнейшие сановники империи, весь дипломатический корпус, представители высшего духовенства, именитые зарубежные гости. Кажется, все созвездия спустились с небосклона на мундиры и фраки мужчин: кресты, знаки отличия, нашивки, вензеля, бриллианты… Императрица в горностаевой мантии восседает на троне под балдахином, увенчанным двуглавым орлом, величественная, с короной на голове и со скипетром в руке. Справа от нее – великий князь Павел, официальный наследник. Слева – любимчик Александр. У ног, на пуфике сидит бледная от волнения невеста в парадном белом платье, шитом серебром. На хорах оркестр готов по первому сигналу начать торжественно-веселые мелодии. Ждут юного короля. А он в соседнем зале с Платоном Зубовым рассматривает контракт обручения. В нем, разумеется, есть пункт, по которому Александра после женитьбы сохранит свое вероисповедание. Как полагает Екатерина, Густав молча согласился с такой перспективой во время нежных бесед с невестой. Так что осталась чистая формальность – поставить подпись. Что же там происходит? Лишь бы Платон Зубов не столкнулся с какой-нибудь непредвиденной трудностью!
И действительно, затруднение есть, и весьма неприятное. Прочитав контракт, король Швеции приходит в ярость, кричит, что ему поставили ловушку, что он никогда не согласится, чтобы у его народа королевой была православная, и с этими словами швыряет на пол контракт. Платон Зубов с трудом объясняет ему, что императрица не может отказаться от этого условия, что уже поздно отступать, что за дверью не только княжна заждалась, но и все придворные, вся Россия, вся Европа ждет, затаив дыхание, когда невеста скажет «да». Какое оскорбление для Ее величества, если он будет упрямиться!
Пока Платон Зубов пытается исправить ошибку, допущенную им, поскольку заранее не было уточнено это условие, в тронном зале удивление переходит в беспокойство. Невеста то и дело поднимает глаза на императрицу, словно ища у нее поддержки. Екатерина невозмутима, словно из мрамора, но те, кто ее знает, догадываются, что под внешним спокойствием нарастает гнев императрицы. Бесконечно долго тянутся минуты. Кажется, все навеки неподвижно застыли. Наконец дверь открывается настежь. Вздох облегчения вырывается из сотни уст. Праздник сейчас начнется. Дирижер поднял палочку. Увы! Платон Зубов входит один, без короля, и лицо его, искаженное и бледное, говорит, что вести дурные. Он движется по проходу между окаменевшими рядами придворных, поднимается на возвышение к трону и что-то говорит на ухо императрице. Тяжелое как маска, усталое лицо Екатерины неподвижно. Только взгляд сосредоточен. Ее губы дрогнули. Шепотом она произносит: «Ну я его проучу, сопляка!» Александра не спускает с нее умоляюще-вопросительного взора. Мертвая тишина повисла над залом. Екатерина держит удар. Это салонное унижение для нее тяжелее, чем поражение на поле боя. Слуга Зотов протягивает ей стакан воды. Она выпивает залпом. После долгой паузы произносит слабым, неузнаваемым голосом: «Его величество Густав IV, король шведский, внезапно почувствовал себя плохо; церемония обручения переносится».
Екатерина с трудом встает и, опираясь на руку внука Александра, выходит из зала тяжелым шагом, с обрюзгшим лицом, тяжело дыша. Невеста в обмороке. Ее выносят. Толпа расходится, перешептываясь.
Ночью у Екатерины начинается головокружение, похожее на легкий апоплексический удар. Она скоро справляется с ним и уже на следующий день решает возобновить переговоры, чтобы достигнуть компромисса. Никогда она не любила признавать себя побежденной. Этот хлыщ молод еще отбивать у нее наживу. Бал состоится, и Густав явится на него. Увидев вновь красавицу Александру, он из любви к ней откажется от смехотворных претензий протестантского монарха. Но вот девица от огорчения слегла и умоляет бабушку избавить ее от нового испытания и не устраивать встречу с тем, кто ее публично унизил. Екатерина тут же пишет ей грозную записку: «Чего вы плачете? Вещь отложенная еще не потеряна. Умойте глаза и уши холодной водой… Вчера я была нездорова. Вам обидно, что произошла задержка, вот и все».
После такого ответа Александра является на бал с покрасневшими от слез глазами и неуверенной походкой. Здесь же и Густав, вежливый как никогда. Но отношения между молодыми напрочь испорчены. С первого же взгляда Екатерина понимает, что исправить дело невозможно. С Александрой рядом не влюбленный жених, а непреклонный лютеранин, полный монаршей спеси. Упрямый швед и русская царевна! Он не отступит от своего решения. И Екатерина тоже, со своей стороны, не может уступить, чтобы не потерять престиж. Не для того она царствовала тридцать четыре года, чтобы сегодня сдаться. Тем хуже для
