благоговейным трепетом, словно входил в церковь, Вася переступил порог царского кабинета. Он никогда не видел новой императрицы, разве только на тех картинках, которые ходили по городу перед ее коронацией. Елизавета Петровна сидела за рабочим столом. Расшитый золотом и серебром лиф малинового платья с избытком открывал молочной белизны грудь. Румяное полное лицо, яркие, словно спелая вишня, губы, взгляд прямой, но скорее чувственный, чем властный. Странно, она понравилась Васе. Обычно рассеянный, он разглядел сейчас в неприступной царице обыкновенную женщину из плоти и крови. Невольно сравнив ее с Анной Иоанновной, он чутьем угадал, что обе царицы, такие разные с виду, были похожи удивительной верой в безграничность монаршей власти, безмерностью аппетита к земным удовольствиям, изобретательностью по части жестокостей и полным отсутствием сострадания к подданным. Однако не в пример грубой, напыщенной Анне Иоанновне и даже Анне Леопольдовне, недавно отправленной с малолетним сыном и мужем в изгнание, Елизавета Петровна казалась более человечной, веселой и утонченной, более
Она усадила их напротив себя и стала молча разглядывать. Заметив, что царицу больше интересует Наталья, Вася вспомнил ходившую по городу сплетню о сомнительных отношениях императрицы с некогда самой близкой своей подругой Юлианой Менгден. Но Ее Величество уже очнулась от молчаливого созерцания, громко заговорила – в отличие от Анны Иоанновны, без акцента, что Вася непроизвольно отнес ей в заслугу. Эта уж точно рождена на земле своих предков! Начало хорошее! Елизавета Петровна говорила спокойным приятным голосом. Она обратилась к Наталье, назвав ее не без умысла девичьей фамилией:
– Да ты, Наталья Сенявская, и в самом деле красавица! – сказала она. – Мне доподлинно известно, что до Васи ты многим кружила голову!
Заметно смущенная, Наталья опустила глаза, закраснелась, однако не растерялась, ответила:
– Если это и так, Ваше Величество, то я не придавала тому значения.
Елизавета Петровна нахмурилась.
– Почему же вышла за Васю? – сухо спросила она.
– Потому что… потому что мы полюбили друг друга, – пролепетала Наталья.
– А не потому ли, что сумасшедшая Анна Иоанновна решила развлечься?
– Напротив, Ваше Величество, она была благосклонна к нам.
– Настолько, что даже первую брачную ночь устроила вам в парилке! – брезгливо сказала царица.
– Но это была лишь шутка! – возразила Наталья с такой поспешностью, как будто она сама эту шутку придумала.
Императрица упрямо продолжала свое, ее взгляд стал более жестким:
– А то, что она тебе выбрала такого безобразного мужа, это тоже шутка? Не глупи, перестань ее защищать! Думаю, она здорово посмеялась в день вашей свадьбы.
– Да, Ваше Величество, она смеялась, наверное… Но без злого умысла.
– Ты небось тоже смеялась тем вечером и тоже без злого умысла?
Вася был возмущен. Но еще больше он беспокоился за жену. Потоком слез или вспышкой гнева ответит она на обидные измышления царицы? Он бросил на Наталью умоляющий взгляд. Покорно склонив голову, она стояла перед своей мучительницей, равнодушно слушая колкости. Наконец со вздохом ответила:
– Да простит меня Ваше Величество за дерзость, но то, что я думала в день моей свадьбы, не имеет большого значения… Я была довольна… и довольна сейчас, потому что это послал мне Господь… или царица…
– Даже если они подложили тебе в постель урода?
– Мы с Васей венчаны в церкви. Господь нас благословил. Все остальное не в счет.
Услышав, как правдиво и вдохновенно говорила Наталья о своей преданности мужу-калеке, ласки которого не снесла бы никакая другая женщина, Вася подумал, когда же она была искренней? Сейчас, когда стояла с видом святой, отказавшейся от земных радостей, или тогда, когда стонала в его объятиях? Может быть, в ней уживались две крайности, талант, который раскрылся в супружестве с карликом? Милосердно, по-христиански приносить себя в жертву, не чураясь языческих радостей. Презирать, осмеивать и сразу же ублажать. Глядя на ее прекрасное лицо, Вася только сейчас осознал, что Наталья была для него существом еще более непонятным и таинственным, чем государыня. После стольких ночей, проведенных в одной постели, он полагал, что изучил ее до конца. Однако, несмотря на ночную близость, он знал о жене не больше, чем о Елизавете Петровне, в лицо которой сейчас жадно вглядывался в надежде прочитать на нем тайные мысли царицы. Дружеский тон беседы не позволял ему заподозрить ее в неприязненных чувствах.
Елизавета Петровна вдруг поднялась, обогнула стол, подошла к Наталье и, взяв ее за руки, внимательно посмотрела в глаза.
– Твоя история меня тронула. Хочу помочь тебе чем-нибудь! – сказала она покровительственно, однако тон настораживал.
Неожиданное участие царицы удивило Наталью.
– Благодарю вас, Ваше Величество, но я ни в чем не нуждаюсь… – робко сказала она. – К тому же теперь уже поздно…
– Добрые дела вершить никогда не поздно, – возразила царица.
И, обратившись к Васе, тихо выдала тайное:
– Не так ли, Вася?
– Вы правы, Ваше Величество, – едва слышно ответил Вася.
– Ну, коли все согласны, тогда надобно действовать. Я незамедлительно переговорю с церковниками, они в таких делах разбираются. Приходите ко мне завтра в это же время, я буду более подготовлена.
Простившись с императрицей, Наталья и Вася, крайне озадаченные, возвратились домой, где их с нетерпением ожидали, сгорая от любопытства, родители Натальи, Евдокия и Пастухов. Выслушав рассказ дочери, Сенявский повеселел.
– Понятно, куда клонит Ее Величество!
– Твое счастье, а вот мне непонятно, – сказала Галина.
– Однако же это так очевидно! – заметил Пастухов. – Ее Величество собирается расторгнуть брак наших детей. Церковь предусматривает такую возможность. Лишь бы не воспротивился митрополит. Если сумеют его уговорить, остальное не составит труда. А святой человек, по всему, не откажет царице.[20]
– Зачем она это делает? – спросила Евдокия.
– Чтобы порушить все то негодное, что было сделано прежней царицей, – сказал Сенявский тоном, не допускающим возражения. – Впрочем, если Ее Величество преуспеет в задуманном, мы все от этого выиграем. Для нашей любимой дочери, поскольку она будет считаться разведенной, мы подыщем в мужья человека, равного ей по обличью и по положению в обществе. Милый Вася заживет вольной жизнью, более подходящей его сложению и его талантам шута. Ну, а мы, родители, за то, что не чинили препятствий императрице, будем вознаграждены.
– Может, ты и прав, Виктор Сергеевич, – сказал Пастухов. – Однако я изрядно пожил на свете, чтобы поверить в серьезность намерений нашей царицы. В этом Елизавета Петровна схожа с Анной Иоанновной. Вполне может статься, что завтра она и не вспомнит об этом разводе, забудет о нем за множеством подобного рода дел.
– Будем надеяться… – прошептал Вася так тихо, что его никто не услышал.
Только Наталья легким кивком головы дала понять, что она с ним согласна, но обсуждать туманный разговор родителей отказалась и не ответила этой ночью на ласки.
На следующий день Наталья и Вася прибыли во дворец, как и накануне, за двадцать минут до приема. Во время томительного ожидания в приемной Вася заметил, что Наталья выглядела более напряженной, чем вчера. На ней было серое шерстяное платье, очень скромное, с белым воротником. Никаких украшений! В этом наряде жена казалась ему еще более молодой и желанной. Он похвалил ее туалет. Она промолчала, будто не слышала, затем неожиданно прошептала:
– Видишь ли, Вася, самый лучший женский наряд может обманывать. Ценят за искренность. Хотя порой бывает лучше соврать!
Вася хотел было попросить Наталью растолковать сказанное, но уже перед ними склонился вчерашний камергер, приглашая следовать к царскому кабинету.
