Сочинения

еще не достаточен. Познание, опыт не может считаться истинным, объективным, если мой рассудок роковым образом накладывает свои субъективные понятия на совершенно чуждый им внешний материал. Если бы наше познание заключалось только в этом, оно было бы мнимым и призрачным, нелогичным в самом своем корне. Ибо для того, чтобы логично налагать на вещи те или другие понятия, мы должны иметь на то положительное основание в самих вещах.

Шеллинг вышел за пределы несовершенного, «субъективного» идеализма Канта и Фихте. Мир явлений не есть результат взаимодействия нашего субъекта с «вещами в себе» (т. е. с вещами, абсолютно внешними нашему сознанию и постольку немыслимыми в понятиях причинности и взаимодействия). Природа «не-я» не есть продукт какой-то непостижимой, непроизвольной и бессознательной деятельности нашего «я». Наши субъективные представления и понятия могут быть согласны с независимой от них объективной природой, поскольку они имеют основание в самих вещах; и наш разум логически мыслит явления в своих понятиях, поскольку соответствующие этим понятиям отношения реально обусловливают природу. Самое понятие явления, понятие «объекта» есть логическое понятие не потому, что оно есть «чистый продукт нашего рассудка» (объединяющего в этом понятии чувственный материал своих восприятий), а потому, что оно имеет достаточное основание в самих вещах. По Канту, все формы объективного бытия, все формы явлений обусловлены исключительно субъектом. Согласно учению последующего идеализма, все эти формы, необходимо мыслимые субъектом познания, имеют основание в природе вещей. Иначе — самая форма объективного бытия, самый объект, самая природа внутренне тожественна с духом, с субъектом. Познание и природа суть продукт одной и той же творческой деятельности.

Отсюда Шеллинг выводил свою «философию природы» и свою «философию духа». Отправляясь от основного тожества духа и природы, субъекта и объекта, он поставил себе задачей рассмотреть, каким образом природа в своем развитии «приходит к духу», т. е. становится сознающим разумом, и каким образом дух становится природой, т. е. каким образом возникает мир явлений, как мыслим этот мир.

Окончательное развитие этому учению придал Гегель: тожество субъекта и объекта определяется им как логическая мысль. Исходная точка человеческого познания есть именно такая мысль, понимающая в себе сущее. Все сущее, все являющееся, все чувственное — понимается только мыслью, определяется ею одною, т. е. ее понятиями. Без нее нет ни тожества, ни различия, ни бытия, ни небытия. В логическом познании раскрывается, с одной стороны, сверхпсихологический, сверхсубъективный характер мышления, которое совпадает с объектом, с реальными отношениями и законами сущего; с другой стороны, раскрывается логическая природа этого сущего, сообразного с мыслью, определяющегося ею и понимаемого ею. В основании философии должен лежать исключительно принцип истинного знания; а принципом такого знания является логическое единство субъекта и объекта, т. е. их единство в логической мысли. Основное начало философии Гегеля сводится к самоочевидному положению: без мысли и вне мысли ничто не мыслимо. Отсюда сущее определяется как объективная мысль, или идея. Это самое общее из всех определений, ибо всякое определение есть мысль. Исчерпывается ли сущее каким бы то ни было определением — это вопрос, который мы пока оставляем открытым. Мы ограничиваемся здесь лишь изложением основного начала логического идеализма, предоставляя себе впоследствии подвергнуть его критическому анализу.

Само по себе определение сущего как идеи вполне логично, при всей своей отвлеченности и кажущейся парадоксальности: отвлеченность всегда более или менее парадоксальна. На самом деле новое определение проще, чем кажется с первого взгляда, и представляется результатом критицизма, будучи свободно от каких-либо догматических предположений. «Сущее» есть во всяком случае идея, отвлеченное понятие — независимо от того, соответствует ли ему какая-нибудь реальность вне мысли или нет. Но, по Гегелю, никакая реальность вне мысли — не мыслима: это так же ясно, как то, что А=А. И всякая реальность, все существующее известно нам только как мыслимое нами — включая сюда и все то, что мы чувствуем и воспринимаем, — ибо все это есть возможный, действительный или необходимый предмет нашей мысли. Мысль не знает «вещей в себе»; такие вещи, которые не являются нам, не воспринимаются нашей чувственностью, суть прежде всего отвлеченные понятия нашей мысли, — идеи, которые мы можем только мыслить.

Вне мысли нет никакого бытия: вне се оно не имеет абсолютно никакого отношения к чему-либо мыслимому, ко всему тому, что понимается нами как сущее. Такое чистое, безотносительное бытие, не имеющее никакого мыслимого содержания, никаких мыслимых определений, равно небытию. Но самое определение чистого, отвлеченного бытия как небытия есть опять-таки мысль, внутреннее определенно, в котором проявляется творческий акт самоутверждения мысли.

С этого знаменитого положения о равенство бытия и небытия в чистой абсолютной мысли начинается «Логика» Гегеля, изображающая внутреннее движение такой мысли, систему се чисто логических определении, идеально связанных между собою и вытекающих из первого абстрактного определения. И поскольку эта «Логика» понимается как логика абсолютной мысли, она есть не только учение о мышлении, но и учение о сущем, т. о. метафизика (онтология): необходимые определения абсолютной мысли суть в то же время определения сущего, так как, но предположению, нет немыслимого сущего, нет сущего вне мысли. Поэтому эти логические определения заключают в себе систему чистого абсолютного знания: поэтому только при помощи этой логики все наши эмпирические знания о миро, о мировом и об историческом процессе могут сложиться в такую совершенную систему и связаться с верховным логическим принципом нашего знания, которым определяется все сущее. Мировой и исторический процесс ость лишь процесс конкретного саморазвития абсолютного Логоса; смысл всей истории состоит в его самораскрытии в мире и его самосознании в человечестве.

Мы не можем излагать здесь учение Гегеля[739]. Сказанного достаточно, чтобы показать его последовательность, его необходимость в качестве завершения немецкого идеализма. Сущее возможно посредством логических отношений; оно определяется логически нашей мыслью. Эта мысль либо субъективна, — но тогда она и не логична, т. е. не имеет достаточного основания в сущем, — либо же она, в то же время, и объективна, т. е. универсальна: вне со ничто не мыслимо и ничего не существует. Логический принцип нашего знания ость либо ложный, субъективный принцип, но тогда нет истинного знания; либо то он есть универсальное метафизическое начало. Система Гоголя вытекает из идеи истинного логического знания и доказывается непосредственно очевидностью такого знания. Объективное познание или понимание вещей возможно лишь при условии единства самого принципа понимания (или понятия) с мировым принципом (т. е. причиною мира).

2

Основные начала идеализма, из которых развилась эта система, были открыты Кантом; но потребовались усилия трех гениальных мыслителей — Фихте, Шеллинга и Гегеля, чтобы создать это величайшее умственное построение. Только путем тщательного, глубокого изучения мы можем усвоить его план, понять величие и законченность его замысла, его внутреннюю, идеальную необходимость.

В немецком идеализме были впервые превзойдены результаты греческого умозрения. Уже с первых шагов своих метафизика пыталась определить истинно сущее как нечто умопостигаемое, т. е. как нечто такое, что может быть постигнуто только мыслью — в отличие от явления, воспринимаемого чувственно. Это сущее определялось, правда, различным образом, как дух или как материя, как единая субстанция или множество субстанций, как единая сила или как множество атомов и т. д. Все эти определения сходятся только в одном: истинное, абсолютно сущее, в отличие от относительно сущего или явления, есть нечто такое, что не является, но необходимо мыслится: сущее есть мыслимое (по-греч. ноуменон в отличие от феноменон). Это второе определение сущего — как мыслимого, по-видимому, находится в полном противоречии с первым, эмпирическим определением, сообразно которому сущее понималось как явление. Как известно, такое противоречие имело роковое значение в вековой борьбе метафизики с эмпиризмом. В нем заключается капитальная проблема философии, которую мы рассмотрим в своем месте. Во всяком случае, первое определение оказалось недостаточным, относительным: действительность не только является нам, — она мыслится нами, и самое явление обусловлено логическою мыслью. Далее, явление есть отношение и предполагает соотносящиеся термины. Рассматривая природу этого отношения, мы и приходим ко второму, «трансцендентальному» определению сущего, которое точно так же, как и первое, подлежит философскому рассмотрению и проверке.