– Чей это дом? – спросил он женщину.
– Мой повелитель, это дом вашего главного визиря.
– Я плачу ему сто золотых в месяц, почему же вы живёте в такой бедности? Куда ты их тратишь? – снова спросил падишах женщину.
– Слава аллаху, мы здоровы и можем работать. Что же касается денег, то, вероятно, они возвращаются туда, откуда собраны, – почтительно ответила она.
– Всё-таки куда же деваются сто золотых, которые я ежемесячно выплачиваю своему главному визирю? – повторил вопрос Султансоюн, обращаясь к Мирали.
– Следуйте за мной, ваше величество, – коротко ответил тот.
По дороге Мирали сказал падишаху, что, если он хочет понять всё сразу, им лучше обменяться одеждами и лошадьми. Султансоюн согласился. Они поехали на самую окраину города, в квартал, где ютились калеки, нищие. На Мирали, ехавшего на падишахском коне, в одеждах повелителя, никто не обратил внимания, зато возле Султансоюна, облачённого в костюм Мирали, собралась толпа. Кто-то взял коня за повод, остальные подхватили на руки его самого и бережно поставили на землю. Отовсюду слышались возгласы:
– Привет тебе, о Мирали!
– Свет очей наших…
– Мирали, спаситель наш, да продлит аллах твои дни!..
– О Мирали! – воззвал и Султансоюн, которому несчастные не позволяли шагу сделать без их помощи, – выручи меня! Не я, а ты их падишах. Теперь я понял, куда ты тратишь свои деньги!
Когда толпа несчастных успокоилась, Мирали сказал, что Султансоюн приехал узнать, как они живут и в чём нуждаются.
Нищие и калеки ещё плотнее окружили падишаха, стали целовать полы его одежды. Султансоюн снова взмолился:
– Бери, что хочешь, Мирали, только вызволи меня отсюда!
– Обещайте, ваше величество, построить для этих несчастных специальный дом и содержать их за счёт казны, – попросил Мирали.
– О, обещаю! – воскликнул падишах, у которого от дурного запаха кружилась голова. – И сверх того обещаю построить новый дом для покровителя сирот и убогих – Мирали.
Не стоит пачкать руки
Придворные Султансоюна возненавидели Мирали и поклялись его извести. Однажды они напросились сопровождать главного визиря в прогулке по степи и бросили его в колодец. Не видя Мирали уже три дня, падишах решил, что тот обиделся и не показывается на глаза.
напевал скучающий Султансоюн, гуляя в саду. Услышал эту песню пастух, и она очень ему понравилась. Погнал он в степь овец и тоже запел:
Вдруг чей- то голос из-под земли продолжил:
Пастух не понял, откуда донеслись эти слова, но тоже запомнил их. Погнал он овец домой и снова услышал как падишах поёт:
Тогда, не долго думая, пастух подтянул:
– Откуда ты знаешь эту песню? – спросил у него Султансоюн.
Пастух ответил, что начало он слышал сегодня утром от их величества, а продолжение – днём, в степи, причём голос доносился откуда-то снизу, из-под земли.
Падишах сразу понял, в чём дело, и позвал своих визирей.
– Найдите такие слова, которые веселили бы меня и печалили в то же время, – сказал он им. – Если не найдёте – горе вам. Смерть будет вашим уделом.
Целый день в страхе и напряжении пытались найти весёлое и печальное слово визири, но ничего не придумали, а час их смерти приближался неотвратимо. Не видя другого выхода, побежали они к колодцу, в который сбросили Мирали, слёзно покаялись перед ним, умоляя помочь. Мирали подсказал им слова, которые веселят и печалят одновременно. Представ пред очи разгневанного падишаха, визири в один голос произнесли:
– И это пройдёт…
Султансоюн перестал сдерживаться.
– Проходимцы и лжецы! – кричал он. – Это не ваши слова, проклятые! Это слова человека, попавшего в беду. От кого вы слышали их? Отвечайте, а не то шкуру спущу!
Дрожа и заикаясь, визири признались.
– Немедленно ступайте к колодцу, вытащите из него Мирали и приведите сюда! Нет… принесите на своих спинах!
Визири исполнили повеление в точности. Падишах встретил любимца и предложил ему назначить мерзавцам кару.
– О, мой повелитель! – улыбнулся Мирали. – Как вы плохо знаете меня. Я не помню зла и вам не советую. Что касается мести, то она лишь тогда благородна, когда направлена на равного, а из-за колючки придорожной стоит ли пачкать руки?
Почему смеялся конь
Султансоюн скучал. Вдруг один бай позвал его на той. Падишах охотно принял приглашение. Мирали, как обычно, он решил взять с собой, надеясь над ним потешиться.
– Выедем затемно, будь готов, – сказал он главному визирю.
– Почему так рано? – удивился Мирали.
– Мы с тобой давно не встречали восход в степи, – ответил Султансоюн, усмехаясь.
«Тут что-то не ладно», – подумал Мирали.
Падишах приказал слуге насыпать в торбу коня Мирали вместо корма горячей золы. Зашёл на конюшню Мирали – после разговора с Султансоюном он чувствовал себя неспокойно – и увидел, что у его коня дико оскалена морда. Сразу догадавшись, чьего ума это дело, он отрезал коню падишаха хвост.
Выехали затемно, как и договорились. Впереди – падишах, следом – его главный визирь. Поднялось солнце – яркое, свежее. Султансоюн оглянулся и расхохотался.
– Друг мой, почему смеется твой конь?
– Наверно, ему смешно смотреть на бесхвостую лошадь вашего величества.
Султансоюн глянул на своего коня и обмер. Не говоря ни слова, он повернул домой.
– Не разжигай огня – обожжешься, не рой яму – сам в неё упадёшь, – напевал Мирали, не отставая.
Кто глупец?
Кто-то надоумил Султансоюна искать сокровища в горах Хорасана. Он снарядил целый отряд и сам поехал. Ничего не найдя, а только порядком обморозившись, он спустился в долину в очень плохом настроении и объявил: «Кто проведёт ночь на вершине снежной горы, взяв с собой сорок одеял, но не разжигая костра, тот получит хум золота».
Предложение многих соблазнило, но так как уже наступила зима, то смельчаки замерзали в горах один за другим, и даже сорок одеял, которыми они укрывались, не спасали их от смерти. И всё-таки каждый день находились новые добровольцы.
Мирали решил прекратить это. Он явился к падишаху и сказал, что тоже намерен рискнуть.
– Не будь дураком, – принялся отговаривать его Султансоюн, – ты неминуемо замёрзнешь.
– Моя жизнь принадлежит мне, и я люблю её больше, чем вы, – ответил Мирали.
– Неразумный, ты же знаешь, что я сам чуть не замёрз там.
– Тогда объявите, ваше величество, что вы снимаете свои условия.
– Э, полезай! – разозлился Султансоюн.
Взобравшись на гору, Мирали подстелил тридцать девять одеял под себя и лишь одним укрылся. Ночью