– Продолговатые такие, посередине лиловая ягода наподобие виноградины.
– Мне кажется, я что-то такое видел возле тропы, на полпути сюда, – припомнил Манефон. – Темно- зеленые листья, вроде плюща.
– Совершенно верно.
– Схожу надергаю.
– Ради Бога, осторожнее. Не хватает нам еще одной потери.
Когда Манефон удалился, они попробовали замесить раствор в парусиновом ведре, засыпая в воду почву. Результат получился никудышный, грунт был до странности сухим и сыпучим.
– Там возле куста с розовым цветком, судя по звуку, должен был протекать ручей, – заметил Найл.
Симеон с тихим отчаяньем оглядел повязки, сквозь которые капля за каплей точилась кровь.
– Ладно, попробуй.
В одной руке Найл нес жнец, в другой парусиновое ведро. Двигался он с большой осторожностью и сделал порядочный крюк, избегая встречи с розовым цветком. Неподалеку находился околок с гадючьими ивами. Лишь удостоверившись, что с ветвей свисает серый мох, Найл решился протолкнуться через них. На той стороне действительно оказался ручей. Пологие берега покрывала изумрудно зеленая трава и меленькие цветки. С шелестом раздвигая стебли так. что обнажалась почва, Найл спускался к воде. Цветки прятались стебельками в грунт, оставляя снаружи лишь кончики головок. Найл ступал осмотрительно, стараясь без толку не давить растения.
Место выдалось мелкое, в воде полно было зеленых водорослей – крупных, блестящих. Ноги тонули в вязком илистом грунте. Подкопавшись под водоросли, Найл сумел наполнить ведро грязью, консистенцией напоминающей жидкое тесто.
Наполнив ведро, Найл сполоснул руки в замутненной воде и выпрямился. Мгновенье спустя он вздрогнул от неприятной неожиданности: буквально в трех метрах на него таращилась образина. Глаза навыкате, лягушачья пасть, и при всем при этом размером раза в два крупнее человеческого лица. Рука невольно потянулась за жнецом. И тут вспомнилось, что жнец-то он оставил наверху, там, где заканчивается роща. Спустя секунду образина сгинула, но Найл успел углядеть вертикальное белесоватое туловище, мелькнувшее напоследок на той стороне ручья. Впившись в заросли глазами, Найл стоял, по меньшей мере минуту, но никаких признаков движения больше заметно не было. Он облегченно перевел дух.
Взяла злость на себя: надо же, так увлечься, что дать лягушачьей образине приблизиться без малого вплотную. Правда, чувствовалось и облегчение: создание, судя по всему, переполошилось не меньше его самого. Держа ведро на весу, Найл взобрался по берегу вверх – теперь церемониться с цветами было некогда – и подобрал жнец. Тоже, ума палата: так вот взять и оставить оружие без присмотра. Хотя чего уж теперь, стрелять вслед убегающему существу Найл все равно бы не стал. Балансируя со жнецом в одной руке и с ведром в другой, он осторожно спустился обратно к воде. Симеон, помесив грязь пальцами, одобрительно хмыкнул. Он отер дочиста одну из ран помельче, затем проворно налепил на нее вязкую пригоршню. Подождав с полминуты и убедившись, что кровь не сочится, он облегченно вздохнул и начал смещать пропитавшиеся кровью повязки. Пока он это делал, возвратился Манефон, неся с собой полное ведро листьев. У каждого на середине имелась черная выпуклость, действительно напоминающая виноградинку. Когда Симеон расковырял одну из них большим пальцем, в воздухе запахло специфическим запахом лекарства. С помощью Манефона и Доггинза Симеон очищал раны, выдавливая на каждую сок листа сувы, и тотчас нашлепывал сверху пригоршню темно-коричневой грязи. Не прошло и десяти минут, как Милон был уже покрыт с головы до ног. Однако дышал он ровно, и румянец возвратился на щеки.
Найл дождался, пока закончится процедура, и лишь тогда рассказал о встрече на берегу. Симеон укоризненно покачал головой.
– Я слыхал о таких тварях, но видеть никогда не видел.
– Они, судя по всему, совершенно безвредны, – сказал Найл. – Эта умчалась сразу, едва я потянулся за оружием.
– Безвредных ты в Дельте не сыщешь, – знающе заметил Симеон. – Они не могут себе этого позволить.
Судя по положению солнца на небе, перевалило уже за полдень. Оставалось каких-нибудь семь часов дневного света.
– Вы как думаете, стоит мастерить носилки для Милона? – задал вопрос Манефон. Догтинз повернулся к Симеону:
– Ты здесь самый бывалый. Что, по-твоему, нам следует предпринять?
Симеон пожал плечами.
– Вам троим, думаю, надо идти дальше. Я останусь здесь с Мидоном.
– Ты считаешь, все обойдется?
– Почему бы нет? Со жнецом я защищен надежнее любой твари в Дельте, – он угрюмо усмехнулся.
Доггинз поглядел сначала на Найла, затем на Манефона.
Слова были излишни, все великолепно понимали друг друга. Дальнейший путь без Симеона станет куда более опасным. Да и самому Симеону с раненым на руках грядущая ночь не сулит ничего приятного. Вместе с тем иного выхода, кроме как бросить все и повернуть вспять, не было. Что-то в душе восставало против такой мысли; чувствовалось, что и остальные тоже заодно.
– Ладно, – сказал, наконец, Доггинз. Он нагнулся и начал упаковывать мешок. Найл с Мане-фоном последовали его примеру.
– Еще раз напоминаю, – наказал Симеон, – самое пагубное в Дельте – ослабить внимание. Поэтому прошу вас, будьте постоянно бдительны.
– И ты тоже, – Доггинз положил руку на плечо Симеону и постоял так несколько секунд. – Если все будет как надо, возвратимся завтра. Если в течение двух суток не появимся, начинайте выбираться обратно. Только поприметнее, все равно оставляйте за собой какие-нибудь следы.
