– Симеон?
– Я согласен с Найлом.
– Двое против четверых, – подытожил Доггинз. – Так что, идем дальше.
– Очень хорошо, – чуть пригнул голову Симеон. Но было заметно, что решение его беспокоит.
Теперь первыми по тропе, ведущей на холм, шагали Доггинз и Милон. Шипастая поросль росла густо, но деревья отстояли друг от друга, поэтому пускать в ход мачете приходилось редко. Склон был крутой. Благо, тень от деревьев смиряла несносную жару – где-то после часа ходьбы стало ощутимо прохладнее. Невольно бросались в глаза перемена в характере растительности. У подножия холма наблюдалось удивительное разнообразие; на первый взгляд казалось, что там вообще нет ни одного одинакового. Найл также обратил внимание, что деревья словно сознают присутствие людей: стволы тихонько, но вполне заметно подергиваются, когда они проходят мимо, а ветви нервно шевелятся, как на слабом ветру. Пока взбирались, разнообразия поубавилось, а стволы стали толще, кряжистее. Подлесок в целом смотрелся обычно, как и на других участках; контраст создавался исполинскими стволами-колоннами, подпирающими небо.
Через пару часов после того, как вышли из низины, путники остановились на поляне, с которой открывался вид на западные холмы. Они находились на вершине холмистой гряды – мили две из конца в конец – обжимающей тропу справа. Деревья здесь были тоньше, и по тропе на этом участке, видимо, часто хаживали животные. Попив воды из ручейка, после короткого привала отряд пустился по тропе. Более получаса на пути не встречалось ничего, чтоб таило хотя бы намек на опасность. Временами над головой принимались кружить здоровенные москиты или комары, но, похоже, их отпугивал сок, которым люди натерлись.
– На ночь приткнемся здесь? – задал вопрос Уллик.
– Пожалуй, да, – кивнул Доггинз.
– Эх, сейчас бы сюда одно из тех иудиных деревьев!
– На такой высоте они не растут.
Они продвинулись еще на сотню метров, наслаждаясь ощущением ходьбы по ровной земле.
– Хо-хо, не может быть! – вдруг обрадовано воскликнул Уллик.
– Ты о чем? – удивился Доггинз.
– Ты говорил, слишком высоко. Вон смотри! – он указал на неглубокую лощину, умещенную на восточном склоне холма. Меж деревьев стелилась сочно зеленая трава, вся в ярко-голубых брызгах похожих на маргаритки цветов. Примерно в центре росло дерево, тоже с серебристой корой и широкими листьями.
– Может, попробуем? – повернулся Уллик к Доггинзу.
Доггинзу явно не хотелось сбиваться с темпа, но два часа непрерывного подъема тоже давали о себе знать, ноги сводило. Он пожал плечами.
– Смотри, как знаешь.
Уллик, довольно хохотнув, сбросил на землю заплечный мешок и игриво дернул за тунику Найла:
– Оглянуться не успеете, я уже нагоню.
От того, что произошло следом, все остолбенели. Уллик бежал по поляне к дереву, как ребенок на речку. Местность была ровной и великолепно просматривалась на полсотни метров в любую сторону. И вдруг, с потрясающей быстротой прянув из-под земли, Уллика всосало в себя что-то черное. На миг показалось, что это какой-то огромный черный цветок с зевом-раструбом, но тут из зева прорезались извивающиеся щупальца и стали затягиваться вокруг рук и шеи отчаянно бьющегося и вопящего Уллика.
Первым спохватился Доггинз; сорвав прилаженный сверху к мешку жнец, он навел его на цветок. Симеон резко пригнул ствол оружия книзу:
– Ты что, погубишь парня!
От воплей Уллика мороз шел по коже. Но вот юноша смолк: черное щупальце, обвив голову, закрыло рот.
– Господи, что это? – потрясение спросил Доггинз.
– Земляной фунгус, – Симеон спешно высвобождал из ножен мачете. – Убить его можно, только когда перережешь корни.
Он помчался через поляну, Манефон за ним. У Уллика снаружи оставалась только голова; туловище исчезло в черном коконе, – уходящем нижним концом в землю. Юноша по-прежнему отчаянно бился. Манефон занес над головой мачете и со всей силой рубанул по месту, где фунгус врастал в землю. Плоть, судя по всему, была упруга, как резина. Манефон с Симеоном, чередуясь, наносили частые удары, в то время как фунгус хлопотливо пытался скрыться назад под землю. Каждый удар требовал расчетливости: не покалечить бы Уллика. Манефон, отбросив мачете, обхватил фунгус руками; щупальца не замедлили схватить его за шею. Симеон взялся оттаскивать Манефона и угодил в щупальца сам. У фунгуса, похоже, был добавочный ряд щупалец – ниже, возле самой земли – ими он обжал Манефону ноги.
Со жнецом наперевес подскочил Милон. Он подобрался к тяжело содрогающемуся фунгусу с другого конца, чтобы не задеть Манефона с Симеоном, и тщательно навел жнец на землю. На ярком солнечном свету луч был едва различим, но вот влажная земля зашипела и послала вверх облако пара. Милон медленно повел жнецом из стороны в сторону, и борьба внезапно прекратилась. Большой черный кокон, враз ослабев, завалился на бок, прихватив с собой Манефона с Симеоном. Милон выволакивал Уллика на траву; срезанный под корень фунгус стелился следом.
– Ты как, ничего? – окликнул Доггинз.
Уллик кивнул и тут, поперхнувшись, начал неудержимо блевать. Подоспевший Найл заглянул в зев фунгуса. Черная, жирно лоснящаяся масса, напоминающая формой огромного слизня, все еще судорожно сокращалась. От нее разило типичным для Дельты зловонием. Нижний конец кокона, все еще шевелящийся, оставлял на траве сгустки зеленоватой слизи, но опасности уже не представлял.
