Орден для поводыря

месторождению. И связываю его с углем.

Таков план. Оставалось найти в нем место нескольким сотням мастеровых Томского завода. В идеале конечно – вывезти весь призаводской поселок в село Баракульское, что на Иркутском тракте. Это самое близкое с тракта место до Ампалыка. Всего-то тридцать верст по прямой… А уж весной…

Только все это фигня. Причем, не простая фигня, а на постном масле! Что переселенцы станут делать на Ампалыке, если их погнать туда весной? Деревья рубить и дома строить? А дальше? Туда дорогу нужно строить в первую очередь. Желательно связывающую с будущей Анжеркой. Только – это еще больший вопрос. От угольных пластов до тракта вообще полста верст. Ни два ни полтора…

Вот Постниково. В будущем эту деревеньку чугунка обошла стороной. В мои планы тоже не входило развивать тамошнюю транспортную инфраструктуру. Но сейчас – это один из населенных пунктов с Иркутского тракта, и, что главное – до угля и до железа от деревеньки примерно одинаковое расстояние. Значит, судьба ей стать временной перевалочной базой моего конгломерата.

Но дорогу от потенциальной Анжерки к железу все равно нужно строить. Хотя бы потому, что в тех местах, кроме топлива, еще и отличные, жаропрочные глины проживают. Думаю, строителям доменных печей они лишними не будут.

Хорошо бы еще и к Балахнино путь пробить. И просто отлично – если еще и обжиг известняка там же организовать. И цемент начать делать… Но это же сколько народу-то нужно сразу! А у меня всего ничего…

И за зиму нужно, кровь из носу, найти специалиста по организации железоделательного производства. Какого-нибудь военного в отставке, имеющего представление о процессе. А то так можно много чего нафантазировать, а потом получится, что это все не более чем мечты.

А что мастеровые будут делать, пока администратор не прибудет? И где жить? Не в крепость же их сажать, на казенный кошт… Крепость… Крепость-крепость… Что-то такое было. Где-то глаз цеплялся… В каком-то письме… В одном из последних…

Послание от Фризеля легко было отличить от всех прочих. Оно слегка подмокло, когда я сверзился с Принцессы в холодную речку, и, высохнув, бумага скукожилась, пошла волнами. Чернила немного расплылись, но все-таки буквы еще можно было различить.

'Относительно ссыльных же, доношу до Вашего превосходительства, сведения, что прибывшие этапом лица крестьянского сословия, Вашим распоряжением, определены на жительство по Мариинскому округу, — писал председатель губернского правления в самом конце послания, которое я тогда так и не дочитал. — Те же, кто назвал себя причастным к дворянскому сословию, или же назвался мещанином, допрежь помещены в пересыльный замок. Имущество их, непричастное к исправлению каждодневных потребностей, свалено кучей без счету в томском цейхгаузе. Полицмейстер же томский, никаких действий к счислению и разбирательству касательно ссыльных не принимает. Отговаривается, будто бы, дескать, дело сие чиновников губернских, а не полиции. Оттого и не выяснено по сию пору точное число скопившихся в губернии ссыльных, что изрядно осложняет деяния по их призрению. Но не менее двух, или трех тысяч с детьми.

Однако ж, и сам пересыльный замок в ветхости и неудобстве пребывает. Перемещенные лица иметь могут легкий выход в город, и караульная рота препятствовать им не в силах.

Магистрат и земельный надел под новый замок давно выделил, да воли к новой постройке никто в правлении не имел. Теперь же, я с Вашего, Ваше превосходительство, дозволения городскому архитектору и чертеж заказал. Аукцион на потребные в строительстве материалы также провел. Дело лишь за артельными людьми и Вашим велением'…

Легко могу себе представить, что там, в Томске творится. Несколько тысяч ссыльных, существенная часть из которых – настоящие разбойники, в засунуты в низкие, покосившиеся от времени бараки. И жалкий, не способный кого бы то ни было остановить, деревянный забор вокруг. Плюс полицмейстер, основной задачей которого – спокойно дотянуть до пенсии. А совсем рядом – сытый и благообразный Томск…

Конечно, нужно немедленно строить новый пересыльный замок! Немедленно!

Интересно, а мужички с Томского завода, умеют работать топором?

Глава 6 Пламя

Вниз – вверх, вниз – вверх, с горы – под гору. Очередная речка, микроскопическая, только-только и сумевшая, что намочить каменные окатыши. Телеги или летят вниз, дребезжа так, что будто сделаны из железа, а не из дерева. Или едва-едва ползут вверх, принуждая всех вокруг, и возчиков, и конвойных, подталкивать, чуть ли не на руках затаскивать грузы.

Все, кроме меня, конечно. Мне невместно. Нет, если бы я был уверен, что мое участие в этих транспортных манипуляциях хоть на минуту сократят время в пути – плюнул бы и наравне с матерящимися служивыми, впрягся бы. Иначе, не стоило и мараться.

Я и так уже натворил много чего томским губернаторам не присущего. Например, всерьез озаботился судьбой брошенного на произвол судьбы поселка мастеровых Томского железоделательного завода. О том, как я продовольствие для нуждающихся в Тогульском собирал – непременно уже жалобы Дюгамелю отписаны. И ведь неминуемо к нему попадут, не затеряются в пути. В Барнауле есть, кому за этим присмотреть…

Только – вопрос: чья 'благая' весть до Александра Осиповича первой доберется. Я ведь тоже писать умею, и после Чуйского похода – на особом счету у генерал-губернатора. И послание мое, так было ядом наполнено, что удивительно, как курьер, мной в Верный отправленный, в страшных судорогах не помер…

Я там подробненько все расписал. И об отношении горных чиновников к населению, и о вдруг опустевших продовольственных магазинах. Имена не стал называть – не суть важно. Я хотел не показательного суда над извергами – его без Высочайшего дозволения все равно не добиться. Мне нужно было лишь невмешательство региональной власти в планируемое переселение немаленького села в окрестности Томска.

С помощью остатков экспедиционной казны, расписок, шантажа, угроз и чьей-то матери, удалось собрать полторы тысячи пудов пшеницы и семьсот ржи. На этом деньги кончились бы. И Бог бы с ними, но туземцы ни в какую не соглашались везти припасы в Томское за векселя. Наличные им подавай. Пришлось воспользоваться служебным положением. На подводы добавилось еще пятьсот пудов муки, а в общий караван – десяток бычков, две коровы и штук пятьдесят овец. Вексель в итоге 'распух' на тысячу рублей, но мне было все равно. Хоть на две. В любом случае – это смехотворная цена за человеческие жизни.

Томь-Чумыш прихотливой петлей охватывала выстроенные на бугре здания завода. Дорога изгибалась, бежала полверсты вдоль реки, и только потом, по дамбе, ниже которой замерло здоровенное водобойное колесо, взбиралась вверх, к мануфактуре. А там еще сотня саженей, избушка охраны, и околица поселка. Караван пополз в сторону торчащей над добротными домиками церкви Святого Духа, а я, в сопровождении полудюжины казаков свернул к приземистым цехам.

Назначение вросших в землю строений легко угадывалось. Самое большое, с несколькими высоченными кирпичными трубами – это наверняка плавильня. Пристроенный сарай с тянущимися к нему от водяного привода кожаными ремнями – кузня. Ворота туда были прикрыты и подперты бревнышком, но разве это препятствие для взломавшего продовольственные магазины губернатора?

Мрак и ужас, едрешкин корень! Убогая деревянная конструкция, передающая усилие с водяного колеса на четыре, сейчас лишенные ударных частей, молота. О том, что здесь чем-то очень тяжелым лупили по разогретому металлу, можно было догадаться только по наличествующим наковальням. Ну и по запаху, конечно. В заводских цехах всегда имеется особый, ни на что не похожий аромат горячего железа и пламени.

Холодная домна – а чем еще могла быть здоровенная, прямо-таки – сказочных размеров печка – вызывала уныние. Я и близко подходить не стал. Понятия не имел – на что там нужно было смотреть, чтоб