больше он предан Пекснифу (а преданность его просто не знает границ), тем больше для нас причин любить Тома. Однако тише, иначе мы испортим ему настроение.
При этих словах вошел Том, сияя улыбкой, и снова уселся в свой теплый уголок, потирая руки скорее от удовольствия, чем от холода (он очень быстро бежал), и радуясь, как умел радоваться только Том Пинч. Никакое другое сравнение не изобразит состояния его души.
– Так вот, – сказал он, после того как долго и с удовольствием глядел на своего друга, – наконец-то вы стали настоящим джентльменом, Джон. Ну да, разумеется.
– Стараюсь, Том, стараюсь! – отвечал тот добродушно. – Хотя еще неизвестно, что из меня получится со временем.
– Думаю, что теперь вы не понесете сами чемодан к остановке, – с улыбкой сказал Том Пинч, – пускай лучше он у вас совсем пропадет!
– Не понесу? – возразил Джон. – Много же вы обо мне знаете, Пинч. Чемодан должен быть непомерной тяжести, чтобы я не ушел с ним от Пекснифа, Том.
– Ну вот! – воскликнул Пинч, оборачиваясь к Мартину. – Что я вам говорил? Его слабое место – это несправедливость к Пекснифу. Не слушайте его, когда он говорит на эту тему. Какое-то невероятное предубеждение.
– Зато у Тома полное отсутствие всяких предубеждений, – сказал Джон Уэстлок, кладя руку на плечо мистера Пинча и смеясь от души, – это просто удивительно. Если когда-нибудь человек глубоко понимал другого, видел его в истинном свете и в натуральную величину, то именно так наш Том понимает мистера Пекснифа.
– Совершенно верно! – воскликнул Том. – Я это столько раз говорил вам. Если б вы знали его так хорошо, как я, Джон, – а я бы никаких денег для этого не пожалел, – вы бы восхищались им, уважали и почитали его. Невольно уважали бы. Ах, уезжая, вы поразили его в самое сердце!
– Если б я знал, где у него находится сердце, – отвечал молодой Уэстлок, – я бы уж постарался его поразить, Том, можете быть уверены. Но так как нельзя ранить то, чего нет у человека и о чем он не имеет никакого понятия, разве только способен уязвлять в самое сердце других, то я совершенно не заслужил такого комплимента.
Мистер Пинч, не желая затягивать спор, который мог дурно повлиять на Мартина, воздержался и ничего не ответил на эти слова; тем не менее Джон Уэстлок, которого мог унять разве только стальной намордник, если речь шла о достоинствах мистера Пекснифа, продолжал:
– В самое сердце! Да, действительно мягкосердечный человек! Его сердце! Да ведь это сознательный, расчетливый, бессовестный негодяй! Его сердце! Но что с вами, Том?
Мистер Пинч стоял, выпрямившись во весь рост, на предкаминном коврике и весьма энергично застегивал сюртук.
– Я и слушать вас не хочу, – сказал Том, – нет, право, не хочу. Вы должны извинить меня, Джон. У меня к вам чувство большого уважения и дружбы, я очень люблю вас и сегодня был просто вне себя от радости, что вы все такой же и ничуть не переменились, но этого я никак не могу вынести.
– Да ведь это моя старая привычка, Том; а вы сами сейчас радовались, что я ничуть не переменился.
– Только не в этом отношении, – сказал Том Пинч. – Вы должны извинить меня, Джон. Я, право, не могу, да и не хочу здесь оставаться. Вы очень несправедливы, вам следует быть сдержаннее в выражениях. Я с вами был несогласен и тогда, когда мы говорили с глазу на глаз, а при данных обстоятельствах я этого просто не могу вынести. Нет, никак не могу.
– Вы совершенно правы, – воскликнул Джон, переглядываясь с Мартином, – а я не прав, Том! Не знаю, какого черта нам вздумалось разговаривать на эту тему. От всего сердца прошу у вас прощения.
– Характер у вас мужественный и прямой, я знаю, – сказал Пинч, – тем больше меня огорчает, что вы так невеликодушны в одном-единственном случае. Не у меня вам следует просить прощения, Джон. Мне вы ничего не сделали, кроме добра.
– Что ж, значит у Пекснифа? – сказал молодой Уэстлок. – Все что угодно, Том, и у кого угодно. Буду просить прощение у Пекснифа. Это вас удовлетворит? Так вот! Выпьем за здоровье Пекснифа!
– Благодарю вас! – воскликнул Том, горячо пожимая ему руку и наполняя бокал вином. – Благодарю вас, я от всей души выпью за него. За здоровье мистера Пекснифа, и пожелаем ему успехов!
Джон Уэстлок пожелал мистеру Пекснифу того же, но с небольшой поправкой, ибо, выпив за его здоровье, он посулил ему кой-что еще, но что именно, трудно было расслышать. После того как единодушие было восстановлено, друзья придвинули стулья ближе к камину и разговаривали в полном согласии и веселье до тех пор, пока не отправились ко сну.
Пожалуй, ничто не могло лучше выказать разницу между характерами Джона Уэстлока и Мартина Чезлвита, чем их отношение к Тому Пинчу после только что описанной маленькой размолвки. Правда, оба они глядели на него с улыбкой, но на этом и кончалось сходство. Бывший ученик всеми силами старался показать Тому, как сердечно он к нему относится, и его дружеское уважение стало как будто еще глубже и серьезнее. Новый же, наоборот, только забавлялся, вспоминая крайнюю простоту Тома, и к его улыбке примешивалось что-то оскорбительное и высокомерное, по-видимому говорившее о том, что мистер Пинч слишком прост, чтобы считаться другом положительных и серьезных людей и быть с ними на равной ноге.
Джон Уэстлок, который, по возможности, ничего не делал наполовину, позаботился и о ночлеге для своих гостей, и, проведя вечер очень весело, они, наконец, удалились на покой. Мистер Пинч, сняв галстук и башмаки, сидел на кровати, размышляя о том, как много хорошего в характере его старого друга, когда его размышления прервал стук в дверь и голос самого Джона:
– Вы не спите еще, Том?
– Господь с вами! И не собираюсь. Я думаю о вас, – ответил Том, открывая дверь. – Входите.
– Я не задержу вас, – сказал Джон, – но я весь вечер забывал об одном маленьком поручении, которое взял на себя, и боюсь, как бы опять не забыть, если я не передам его сейчас же. Вы, я думаю, знаете некоего мистера Тигга?
– Мистера Тигга! – воскликнул Том. – Тигг! Это тот джентльмен, который занял у меня деньги?
– Вот именно, – сказал Джон Уэстлок. – Он просил кланяться и с благодарностью возвращает вам долг. Вот деньги. Надеюсь, монета не фальшивая, но человек он очень подозрительный, Том.
Мистер Пинч взял маленькую монетку с таким сияющим видом, что и золото по сравнению с ним казалось тусклым, и сказал, что нисколько не боялся за свои деньги.
– Я очень рад, – прибавил Том, – что мистер Тигг оказался таким пунктуальным и добросовестным в денежных отношениях.
– Ну, сказать вам по правде, Том, – возразил его друг, – он далеко не всегда таков. Послушайтесь моего совета, держитесь от него подальше, если повстречаетесь с ним снова. И ни в коем случае, Том, – не забывайте этого, пожалуйста, потому что я говорю совершенно серьезно, – ни в коем случае не давайте ему больше взаймы.
– Ну, что вы! – сказал Том, широко раскрыв глаза.
– Это далеко не лестное знакомство, – возразил молодой Уэстлок, – и чем яснее вы дадите ему понять ваше мнение, тем лучше для вас, Том.
– Послушайте, Джон, – произнес мистер Пинч с вытянутой физиономией и горестно качая головой, – надеюсь, вы не попали в дурное общество?
– Нет, нет, – отвечал тот, смеясь. – Не беспокойтесь на этот счет.
– А я все-таки беспокоюсь, – сказал Том Пинч. – И не могу не беспокоиться, когда слышу, что вы так говорите. Если мистер Тигг действительно таков, как вы описываете, то он вам не компания, Джон. Можете смеяться, но это вовсе не шуточное дело, уверяю вас.
– Нет, нет, – отвечал его Друг, принимая серьезный вид. – Совершенно верно. Конечно, не шуточное.
– Вы знаете, Джон, – сказал мистер Пинч, – при вашем великодушии и доброте сердечной вы очень беззаботны, а с людьми надо быть как можно осторожнее. Честное слово, для меня было бы просто горем услышать, что вы попали в дурное общество, потому что я знаю, как нелегко порвать с ним. Лучше бы у меня совсем пропали эти деньги, Джон, чем получить их обратно такой ценой.
