– Он купил землю? – спросил мистер Бивен.
– Да, купил, – сказал Марк, покачивая головой, – и даже заплатил за нее. Агенты говорили, что там имеются всякие природные богатства; и одно действительно оказалось в неограниченном количестве: воды хоть отбавляй!
– Без воды он не мог бы обойтись, я думаю, – раздраженно заметил Мартин.
– Конечно не мог, сэр. В воде там отказа нет – пользуйся вовсю, и платы за нее не берут. Кроме трех- четырех болотистых рек поблизости, на самой ферме всегда от четырех до шести футов воды в сухую погоду. Какая глубина бывает во время дождя, он не мог сказать, – у него не было под руками шеста такой длины, чтобы смерить.
– Это правда? – спросил Мартин своего спутника.
– Очень возможно, – ответил он. – Какой-нибудь участок на Миссисипи или Миссури, я полагаю.
– Тем не менее, – продолжал Марк, – он приехал бог знает откуда сюда, в Нью-Йорк, чтобы встретить жену и детей; и все они сегодня уехали на пароходе обратно, такие счастливые, оттого что собрались все вместе, как будто отправлялись прямо в рай. Да, я думаю, так оно и есть, судя по виду этого бедняги.
– А нельзя ли спросить, – сказал Мартин, переводя взгляд с Марка Тэпли на негра, но без всякого неудовольствия, – кто этот джентльмен? Тоже ваш приятель?
– Как же, сэр, – отвечал Марк, отведя его в сторону и говоря ему на ухо по секрету, – ведь он черный, сэр.
– Вы, должно быть, принимаете меня за слепого, – с некоторым раздражением заметил Мартин, – к чему это говорить, когда черней его лица нигде не встретишь?
– Нет, нет, – отвечал Марк, – я хочу сказать, что он из тех, кого изображают на картинках, – ну, вы знаете, сэр, – наш младший брат, – и мистер Тэпли очень похоже представил фигуру, так часто изображаемую в душеспасительных книжечках и на дешевых литографиях.
– Раб! – воскликнул Мартин шепотом.
– Да! – отозвался Марк также шепотом. – Вот именно – раб. Как же, когда он был еще молодой, – не глядите на него, пока я рассказываю, – ему прострелили ногу, рассекли руку, надрезали ему спину, как живой рыбе, прежде чем жарить, надели железный ошейник, который натирал ему шею, и железные кольца на руки и на ноги. Шрамы у него остались и по сей час. Когда я только что здесь обедал, он снял куртку, чем и отбил у меня всякий аппетит.
– И это правда? – спросил Мартин у своего друга, стоявшего рядом.
– Не имею оснований в этом сомневаться, – ответил тот, качая головой. – Такие вещи у нас не редкость.
– Господь с вами, – сказал Марк, – я же знаю, что это правда, ведь я слышал всю его историю. Первый хозяин умер, и второй хозяин тоже умер, потому что раб раскроил ему голову топором, а после того пошел и утопился; потом у моего приятеля был хозяин получше. Много лет подряд он копил деньги и выкупился на волю, которая в конце концов досталась ему дешево, потому что он к тому времени окончательно состарился и лишился сил. После этого он приехал сюда. А теперь опять копит деньги, чтобы порадовать себя перед смертью еще одной покупочкой: пустяки, не о чем говорить – всего-навсего его родная дочь, не больше того! – воскликнул мистер Тэпли, приходя в раж. – Да здравствует свобода! Ура! Да здравствует Колумбия!
– Тише! – крикнул Мартин, зажимая ему рот рукой. – Не валяйте дурака. Что он тут делает?
– Дожидается, чтобы отвезти наш багаж на тачке, – сказал Марк. – Он мог бы прийти и после, но я нанял его по сходной цене (за свой собственный счет), чтобы он сидел со мной и развлекал меня, и теперь я весел; а будь я богат, подрядил бы его заходить ко мне каждый день; глядел бы на него и только б и знал, что веселился.
Хотя это может навести на серьезные сомнения в правдивости Марка, однако следует признать, что в данную минуту выражение его лица и весь его тон противоречили тому, что он так азартно утверждал о своем настроении.
– Господь с вами, сэр, – прибавил он, – в этой части земного шара они так любят свободу, что покупают ее, и продают, и таскают за собой на рынок. У них такая страсть к свободе, что они позволяют себе всякие вольности с ней. Вот отчего это все и происходит.
– Очень хорошо, – сказал Мартин, желая переменить тему. – Если вы уже пришли к такому выводу, Марк, может быть вы меня выслушаете? На этой карточке напечатано, куда надо отвезти багаж, – в пансион миссис Паукинс.
– В пансион миссис Паукинс, – повторил Марк. – Ну, Цицерон!
– Его так зовут? – спросил Мартин.
– Вот именно, – ответил Марк. И негр, ухмыляясь в знак согласия из-под кожаного чемодана, более светлого, чем его лицо, заковылял вниз по лестнице, неся свою долю багажа, так как Марк Тэпли уже спускался вниз со своей долей.
Мартин и его друг последовали за ними к выходу и готовы были продолжать прогулку, как вдруг мистер Бивен остановился и спросил нерешительно, можно ли положиться на этого молодого человека.
– На Марка? Разумеется, в чем угодно.
– Вы меня не понимаете. Я думаю, что ему лучше идти с нами. Он честный малый и слишком откровенно высказывает свое мнение.
– Дело в том, – сказал Мартин, улыбаясь, – что он еще не жил в свободной республике и привык высказываться откровенно.
– Я думаю, что ему лучше идти с нами, – отвечал его спутник. – Иначе он может попасть в беду. Это не рабовладельческий штат, но, к стыду моему, я должен сознаться, что живой дух терпимости не слишком распространен в этих широтах; здесь больше чтут мертвую букву. Мы не отличаемся сдержанностью по отношению друг к другу, когда расходимся в мнениях, а с чужим человеком… Нет, право, я думаю, что ему лучше идти с нами.
Мартин тут же пригласил Марка присоединиться к ним, и Цицерон с тележкой пошел в одну сторону, а они в другую.
Часа два или три они ходили по городу, осматривая его с самых лучших точек зрения и останавливаясь на главных улицах перед общественными зданиями, которые им указывал мистер Бивен. Надвигалась темнота, и Мартин предложил отправиться в пансион миссис Паукинс выпить кофе; но это предложение было отвергнуто его новым знакомым, которому, по-видимому, во что бы то ни стало хотелось привести Мартина, хотя бы на часок, к своим друзьям, жившим поблизости. Чувствуя, что было бы очень нелюбезно отговариваться тем, что он с ними не знаком, когда его великодушный друг выразил полную готовность его представить, Мартин первый раз в жизни – надо отдать ему должное – пожертвовал своим удовольствием, сделав так, как желает другой, и согласился без дальних слов. Очевидно, путешествие уже принесло ему кое-какую пользу.
Мистер Бивен постучался в дверь небольшого уютного особняка, из окон которого на темную уже улицу лился яркий свет. Им тут же отворил человек с таким истинно ирландским лицом, что странно было видеть его не в лохмотьях; казалось, откуда только у него берется смелость улыбаться всем, напялив на себя совершенно крепкий костюм.
Оставив Марка на попечение этого феномена – ибо, на взгляд Мартина, он был именно феноменом, – мистер Бивен повел молодого человека в ту комнату, откуда лился наружу такой веселый свет, где и представил его хозяевам как англичанина, с которым он имел удовольствие недавно познакомиться. Они приняли Мартина чрезвычайно учтиво и вежливо, и не прошло и пяти минут, как он сидел у камина и, чувствуя себя вполне непринужденно, обстоятельно знакомился со всей семьей.
Тут были две молодые девушки, одна лет восемнадцати, другая двадцати, – обе очень тоненькие и очень хорошенькие; их мать, которая, как показалось Мартину, выглядела гораздо более пожилой и более увядшей, чем следовало в ее годы; бабушка – маленькая живая старушка с быстрыми глазами, которая, по-видимому, благополучно пережила критический возраст и опять помолодела. Кроме них, тут был и отец молодых девушек, и брат молодых девушек: первый занимался коммерцией, второй учился в колледже; и тот и другой отличались приветливостью, так же как и новый друг Мартина, и несколько походили на него лицом. Это было не удивительно, ибо скоро выяснилось, что он им близкий родственник. Мартин невольно проследил родословную семьи, начиная с обеих молодых девушек, так как они больше других занимали его
