может, и невнимание Бога, вдруг снова ставшего первоосновой, сменив скорбным ликом добродушного дедушку Ленина?.. Похоже, никому из них просто не было дела до какого-то Шкета. Ну, тогда и ему плевать на них на всех!..
Отец Геннадий был таким же «новоделом», как и его храм. Из литературы Шкет помнил, что поп должен жить при церкви, у него должно быть хозяйство с курами и свиньями, толстая попадья и куча толстых детишек. С отцом Геннадием Шкет не был знаком близко, но сведущие люди рассказывали, что живёт он в просторной трёхкомнатной квартире; жена у него молодая и красивая, а ребёнок всего один, и вовсе не толстый, и ходит в самую обычную школу. Сам отец Геннадий приезжал на работу в синем «Форде», и сейчас, стоя перед закрытым храмом, Шкет выискивал его глазами в потоке проезжавших машин.
— Сейчас приедет, — успокоил он своего спутника, хотя тот и не думал волноваться, — как подойдёшь, сразу начинай про сострадание, про Бога, который заботится о «заблудших овцах» — он это любит…
Шкет не успел закончить своих наставлений, потому что синий «Форд» вкатился на площадку перед храмом и остановился. Из него появился молодой человек в кожаной куртке и джинсах. Единственным, что осталось от классического образа, были бородка и длинные волосы (правда, и они оказались собраны в хвост).
— Отец Геннадий! — крикнул Шкет. Священник прищурился, и узнав его, пошёл навстречу.
— Всё-таки все дороги ведут в храм, да, сын мой? — спросил он с улыбкой.
Шкет не собирался очередной раз вступать в полемику и сразу перешёл к делу.
— Отец Геннадий, — сказал он, — тут парень ко мне прибился. У вас не найдётся чего-нибудь тёплого? А то, смотрите сами…
— У нас для всех всё найдётся. Бог милосерден. Иди-ка сюда, — отец Геннадий поманил парня, — расскажи, что с тобой случилось, сын мой.
— Я не помню, — парень вздохнул, — очнулся в парке. Ни документов, ни денег…
— Но не избитый, — заметил Шкет, — может, опоили чем?
— Господи, — отец Геннадий перекрестился, — куда катится этот мир!..
— А куда? — с любопытством спросил Шкет, но священник не удостоил его ответом.
— Значит, так, — продолжал он, обращаясь к парню, — я сейчас службу отслужу, а потом зайдём на сайт «Жди меня» — может, тебя уже ищут. Если нет, я им передам твою историю. Я уже помог найти двух пацанов, так что не падай духом — глядишь, и вернёшься домой с Божьей помощью, — повернулся к Шкету, который уже порывался незаметно уйти, — тут вчера одна женщина много всякого добра принесла. Хочешь посмотреть?
— Чего ж не глянуть? — Шкет пожал плечами.
— Приоденешься. Будешь ходить, как секретарь обкома!
— Секретарь чего?.. — Шкет вспомнил слово, когда-то сравнимое, разве что, с именем божьим.
— Не пугайся, — отец Геннадий засмеялся, направляясь к дверям храма, — дочка бывшего второго секретаря принесла, что от отца осталось. Он умер неделю назад, так я его отпевал.
— А секретарей разве отвевают? — удивился Шкет.
— Это в миру он секретарь, а перед Богом все равны. Женщина истинно верующая, — отец Геннадий открыл дверь в темноту и остановился, — она тут рядом живёт, поэтому часто ко мне заходит. Вон, в том доме, — он указал на девятиэтажку, двадцать лет назад считавшуюся «элитной», а теперь серую и обшарпанную на фоне белых новостроек, — так что, всё возвращается на круги своя — ложное превращается в прах, а истинное возносится…
— Не думаю, что у секретаря обкома всё так уж обратилось в прах, — заметил Шкет, следуя за священником, — небось, с советских времён столько осталось, что трём поколениям хватит.
— Не знаю, о бренном мы не говорили.
Отец Геннадий свернул в специальную комнату и включил свет. Шкет несколько икон на стене, но внимание его привлекала куча одежды в углу. Это были не вылинявшие ветровки и рваные джинсы, которые, вкупе с яркими майками, несут студенты в период акций по борьбе с бедностью — куча имела спокойные, строгие тона официальных рубашек, костюмов и вышедших из моды галстуков. Шкет даже не мог представить, зачем человеку столько костюмов!..
Отец Геннадий вышел и вернулся уже в рясе, надетой прямо поверх свитера.
— Идём со мной, — позвал он парня, — отстоишь службу — легче станет, а ты… — он обратился к Шкету, — выбирай тут, что хочешь. Но смотри, другим оставь. Господь не приемлет жадных.
— Оставлю, — Шкет склонился над одеждой и слышал только, как закрылась дверь.
— Итак, товарищи, — произнёс Шкет, восстанавливая в памяти вышедшие из употребления фразы, — сегодня на повестке дня нашего собрания… Эх, жаль, нет зеркала!..
К пиджаку прилагались брюки и жилетка, которая сразила Шкета наповал. В прошлой жизни у него тоже было два костюма, но оба без жилеток, а ведь жилетка — это действительно шик! Вроде и совершенно бесполезная вещь, но сколько в ней солидности и какая она блестящая и приятная на ощупь!.. Он засунул два пальца в крохотный карманчик и, к своему удивлению, нащупал… Сердце замерло, потому что сразу было ясно, что это ключ. Конечно, ключ! Шкет не представлял, что он открывает, но что-то ведь должен! И хранится там наверняка нечто очень ценное — это ж не простой ключ!..
— Ну, спасибо, брат, — пробормотал Шкет, — извини. Честно говоря, не ожидал. Ты и дальше так — чтоб расчёт на месте. Типа, привёл сюда этого «непомнящего» — забери подарочек. Тогда, знаешь, как я в тебя буду верить?.. Нет, ты даже не знаешь!..
Шкету больше не хотелось рыться в тряпье. Он уселся на стул, пытаясь сосредоточиться. За свою жизнь он находил множество ключей, иногда даже целыми связками, но они были самыми обычными, к тому же (и это главное!), их выбрасывали. Здесь же, и ключ непростой, и принадлежал он непростому человеку, и никто его не выбрасывал! Скорее, его искали, но не нашли. А он нашёл!..
Шкет поднял взгляд на икону.
— Ты ж не пошутил, правда? Ты ж не такая скотина?..
Оставив пока пакет с костюмом, Шкет выскочил из церкви.