шести долгоиграющих пластинок. Три пустые бутылки из-под кьянти, с выдумкой развешанные в простенке между двумя окнами, задрапированными красными джутовыми шторами. Еще пара бутылок из-под мозельского вина с причудливо застывшими фестончиками свечного воска расставлены по столам, а крюк в самом центре потолка обозначал место, где некогда висел так называемый “мобайл” — придуманная абстракционистами подвижная конструкция из легких металлических деталей. Одно время это считалось криком моды.
Бетти Бенсон совершенно не вписывалась в эту обстановку. Ее имя шло ей гораздо больше. И если бы только не отсутствие блеска в глазах, ее можно было бы запросто признать за девушку с иллюстраций Джона Уиткома для субботнего выпуска “Ивнинг пост”. Она была одной из тех миловидных, искренних, но не отличающихся большим умом девиц, кого обычно принято называть “типичной американкой”, — русые волосы с начесом, приятное, но ничего не выражающее личико и просто хорошая, хотя и не слишком эффектная фигура. На ней был легкий спортивный свитер серого цвета и розовое трико для езды на велосипеде, и лет через пять она, скорее всего, окажется в каком-нибудь небольшом городишке, променяв скульптуру из коряги и бутылки из-под кьянти на стиральную машину и мужа.
У меня было очень мало опыта общения с подобными среднестатистическими экземплярами, так как обычно сталкиваться с ними по своей работе мне не приходится. Давным-давно, во время учебы в колледже, у меня было несколько таких знакомых, но общение с ними казалось мне нудно-утомительным, как, впрочем, и сейчас. Я понятия не имел, как держать себя с такой девицей, чтобы у нее появилось настроение отвечать на мои вопросы.
Прикрыв дверь, хозяйка решительно повернулась ко мне.
— Если вы себе только что-нибудь позволите, — объявила она, — я закричу. Дверь я оставляю незапертой. А мой сосед работает по ночам, и сейчас он дома.
— Вот незадача-то, — огорчился я. — Тогда, полагаю, изнасиловать и убить вас мне не удастся.
Я совсем выпустил из виду, что чувство юмора у таких особ обычно отсутствует начисто. Она замерла на мгновение, пытаясь, очевидно, сообразить, как реагировать на мои слова, но так ничего и не придумала. Хорошо, хоть визжать не стала.
— Садитесь, где вам удобнее, — предложила она неохотно.
— Благодарю.
Я прошел мимо черного плетеного кресла и сел на диван-кровать.
— Вы хотели поговорить о Мейвис, — напомнила она.
— Да-да. И еще я не отказался бы от кофе, если, конечно, это не очень затруднительно. Мне действительно ужасно хочется спать.
— Ладно. Вы какой кофе пьете?
— Черный, — ответил я. — С одним кусочком сахара.
— У меня только растворимый, — с сомнением сказала она.
— Вот и замечательно, — успокоил я ее. — Обожаю растворимый кофе.
На самом же деле я терпеть не могу это пойло.
— И я тоже, — сказала она. И улыбнулась. Мы нашли общий язык. Я сидел на полосатом, словно зебра, диване и ждал, пока она звенела посудой в своей крохотной кухоньке. Вскоре раздался свист кипящего чайника, снова звякнули ложки, и она медленно вышла, осторожно ступая, неся перед собой на вытянутых руках две полные чашки горячего кофе.
— Позвольте вам помочь, — предложил я, вставая с дивана.
Я забрал у нее одну из чашек, и мы оба сели: я — обратно на диван, а она — в плетеное кресло у стены напротив.
— Так вы друг Эрнста Тессельмана? — переспросила она. Было отрадно сознавать, что мне удалось убедить ее в этом.
— Совершенно верно.
— И он послал вас найти того, кто убил Мейвис?
— Именно так.
— Это очень странно.
— Почему же? Ведь они до некоторой степени жили вместе, не так ли? Полагаю, она была дорога ему.
Девушка покачала головой, продолжая помешивать в своей чашке.
— Это на него не похоже, — возразила она и неожиданно для меня добавила:
— Он мерзкий и вонючий старый козел.
— Господи, почему вы так говорите?
— Потому что это действительно так. Однажды он пришел сюда — это было еще до того, как они стали жить вместе с Мейвис, — а Мейвис дома не было, она ушла в магазин или еще куда-то. И он попытался меня соблазнить. Ведь они с Мейвис встречались, и он знал, что я ее лучшая подруга, и все равно начал распускать лапы. Он же мне в дедушки годится!..
— Мейвис он тоже, между прочим, в дедушки годился, — заметил я.
— Мейвис надеялась, что он поможет ей с карьерой.
— Вы так считаете?
— Он мог бы, — сказала она. — Но держу пари, вряд ли и пальцем шевельнул бы. Мейвис так и не усвоила главного. Она постоянно крутила любовь и спала с мужчинами, которые обещали ей златые горы. А на поверку все они, как один, оказывались обманщиками и трепачами. Жизнь ее так ничему и не научила. Она каждый раз верила, что уж с этим-то мужиком ей повезет.
— Так, значит, Эрнст Тессельман был не единственным. — Я достал блокнот и карандаш и приготовился записывать. — Вы знаете кого-нибудь из ее прежних поклонников?
— Разумеется, — подтвердила она. — Мейвис была моей лучшей подругой. Она всегда жила здесь. То есть в перерывах между увлечениями.
— Сай... как его там... Он был первым, не так ли?
— Вообще-то нет. Первым был Алан Петри, но он не в счет.
— Алан Петри? — Я записал имя в блокнот, а затем поинтересовался:
— Кем же он был? И почему он не в счет?
— Потому что с тех пор, как они виделись в последний раз, прошло уже несколько лет, — объяснила она. — И к тому же у Алана не было ни денег, ни перспектив, ни чего-либо еще в этом роде, поэтому у них с Мейвис не могло быть ничего серьезного.
— Из вашего рассказа выходит, что Мейвис Сент-Пол только и занималась тем, что охотилась за чужими кошельками, — удивился я.
— Вообще-то это так и было, — не стала возражать Бетти Бенсон. — Конечно, о мертвых не принято говорить плохо и она была моей лучшей подругой, но все же факт остается фактом. Мейвис была очень милой, общительной и вместе с тем чрезвычайно расчетливой и корыстной.
— Значит, как я понял, ойа не интересовалась всерьез этим, — я бросил взгляд на записанное мною имя, — Аланом Петри. А у него были серьезные намерения?
— Нет, кажется. По крайней мере, я так не думаю. Да мы и не были хорошими знакомыми. Просто занимались в одной студии. Он не блистал никакими особыми талантами и, мне кажется, сам это понимал, потому что вскоре оставил занятия у Пола — где-то после нашего знакомства. Ему и Мейвис просто нравилось жить вместе, вот и все. Какое-то время, недолго, потом они расстались.
— А вы не знаете, чем он может заниматься сейчас?
— Я слышала, он живет где-то на Лонг-Айленде, — сказала она. — Женился, теперь у него собственная семья. Он бросил занятия театром и стал полицейским.
— Полицейским?
Я сделал пометку напротив фамилии Петри.
— Это произошло сразу после того, как от него ушла Мейвис. Он отправился на какой-то там экзамен, который требуется сдать, чтобы стать полицейским, выдержал его и поступил на службу. Затем женился — по-моему, я никогда не видела ту девушку, его жену, — и переехал куда-то на Лонг-Айленд. Я не видела его уже несколько лет.
— Потом был Сай... как там его фамилия?
