являюсь неплохо смазанным колесиком этой самой системы.
Я встал и принялся взволнованно расхаживать взад и вперед, подбираясь все ближе и ближе к сути проблемы. За последние девять лет думать об этом мне приходилось довольно-таки часто.
— Это же чистая экономика. Смотри, ведь никакой бизнес не сможет существовать, если не получает поддержки со стороны потребителей. Согласна?
— Клей, это же никакой не бизнес.
— Самый натуральный. Мы же не грабим банки, Боже упаси. Мы занимаемся бизнесом. У нас есть товар для аренды и продажи, все, так сказать, на благо народа, черт его подери. Девочки, наркотики, продвижение по службе и все, что угодно для души. Мы предоставляем свои услуги, а нам за это платят деньги. Да мы со всем своим бизнесом не протянули бы и минуты, если бы сами люди не спешили раскошеливаться.
— Клей, но ведь можно заниматься чем-нибудь полезным и легальным.
— Разумеется. Существуют легальные компании, и они исповедуют те же принципы, что и мы. Они ожесточенно грызутся за каждого потребителя и его кошелек. И идут на все, лишь бы избавиться от конкурентов. Пытаются производить товар, который должен вызывать повышенный интерес у покупателя. Если у них кто-то плохо работает, его увольняют. И знаешь, когда там происходит больше всего сокращений? На Рождество, если тебя так уж волнует нравственная сторона дела. Они вышвыривают людей за ворота под Рождество, потому что январь считается плохим месяцем для бизнеса. Мы тоже, случается, увольняем людей, но у нас это получается аккуратно, и в этом наше единственное отличие. Мы делаем это с умом, надежно, потому что не можем допустить, чтобы вне организации спокойно разгуливали те, кому слишком много известно о наших внутренних делах. И не говори мне, что крупным корпорациям не хотелось бы последовать нашему примеру, а спокойно взирать на то, как их бывшие сотрудники выпрыгивают из штанов, спеша довести до сведения широкой общественности, что планирует выпускать в следующем году какой-то “Объединенный Что-то Там Инкорпорейтед”.
— Клей, но неужели за все эти годы ты так и не расплатился сполна с Эдом Ганолезе?
— Черт! — вспылил я. — Я остаюсь в нашем бизнесе вовсе не потому, что чувствую себя кому-то обязанным. Все гораздо сложнее.
— Просто вся суть в том, — сказала она, — что тебя самого это устраивает. Тебе нравится ощущение могущества и превосходства над остальными. Тебе льстит чувствовать себя большой “шишкой” в преступном мире.
— Разумеется! С чего бы мне тяготиться положением, которое я занимаю?
— С тех пор как мы с тобой познакомились, Клей, ты только и делал, что постоянно намекал на это.
— Хорошо. — Я снова присел рядом с ней. — Я люблю свое дело, так? Вот он я, омерзительный громила, работаю на злых бандитов и получаю от этого удовольствие.
— Тебе не обязательно рассказывать мне все, если ты сам того не хочешь.
— Элла, а почему ты согласилась жить со мной? Мы с тобой познакомились, я раз-другой пригласил тебя на свидание, потом предложил переехать ко мне, и ты согласилась. Почему?
— Потому что ты мне понравился. С чего же еще?
— Тогда ты еще не знала меня так хорошо, как сейчас.
— Я догадывалась о том, какого рода бизнесом ты занимаешься.
— Черта с два! То была тайна, покрытая мраком, и ничего знать ты не могла. Да и сама того не хотела. Стоило лишь замаячить на горизонте какому-то делу, как ты тут же исчезала, лишь бы только остаться в стороне.
— Мне казалось, ты сам того хотел.
— Хотел. А сейчас не хочу. Теперь я предпочел бы, чтобы ты знала обо мне решительно все.
— Почему?
— Потому что хочу быть уверен, что ты меня не разлюбила.
— Тебе мало, что я сижу здесь?
— Надолго ли?
Немедленного ответа не последовало. Элла отвела от меня взгляд, маленькими глотками попивая свое пиво, потом закурила сигарету, а я ждал. Наконец она высказалась:
— Если ты задумал сделать мне сегодня предложение, то выбрал для этого весьма оригинальный способ.
— Клэнси Маршалл женат, — подхватил я немедленно тему. — Его жена делает вид, будто бы верит в то, что Клэнси — обыкновенный, хорошо зарабатывающий адвокат, такой же, как и все остальные добропорядочные защитники нашего уважаемого рядового гражданина. Дома он никогда не говорит о работе, ему приходится притворяться, встречаясь с друзьями жены; думаю, даже оставаясь с ней наедине, он должен прикидываться кем-то другим, не тем, кто он есть на самом деле. Эд Ганолезе тоже женат. Его дочь учится в какой-то элитной школе для девочек где-то в Новой Англии. Дома ему тоже приходится врать и надевать маску. А я не хочу такой жизни. Я хочу, чтобы моей женой стала женщина, которая вышла бы замуж за меня такого, какой я есть, а не за созданный в ее розовых мечтах образ, которому умри, но соответствуй.
— Значит, тебе нужна женщина, которая согласилась бы с открытыми глазами выйти замуж за гангстера, — подытожила она.
— Нет же, черт возьми. Мне нужна женщина, которая вышла бы замуж за меня.
— А разве это не одно и то же?
— Не знаю. Может быть.
— А ты бы сам уважал женщину, которая по доброй воле стала женой гангстера?
— Да при чем тут уважение?
— При том, — ответила она. — Клей, когда я только-только переехала к тебе, ты вел себя совсем по- другому. И не возражал, когда я намеренно не касалась закулисной стороны твоей жизни. И всего лишь за последние два дня ты наглядно продемонстрировал мне, кто ты и чем занимаешься на самом деле. И я все думала: “Интересно, а какого он мнения о женщине, которая останется с ним даже после того, как узнает, каким образом он зарабатывает на жизнь? За кого он меня принимает? За обыкновенную шлюху?'
— Иными словами, стал бы я делать предложение шлюхе? Не говори ерунды.
— А разве не все гангстеры выбирают себе в жены шлюх?
— Нет. Это вранье.
— Не знаю, Клей, — сказала она. — Дай мне время подумать. Я еще не готова дать окончательный ответ.
— Надеюсь, на время раздумий ты останешься со мной?
— Да, — сказала она. — Но... мне кажется, сейчас нам надо просто лечь спать.
— Даже так?
Она взяла меня за руку.
— Не думай, что это мой ответ, Клей, — сказала она. — Просто мне надо подумать, и мне... и у меня сейчас нет настроения заниматься еще чем-либо.
— Ясно, — сказал я. Она встала.
— Я ложусь спать, — объявила она. — Я устала. Ты как, идешь?
— Пока еще нет. Я приду попозже.
— Клей... — Она остановилась в нерешительности. — Мы еще поговорим завтра, да?
— Конечно.
Она поцеловала меня — короткий, равнодушный поцелуй — и снова отступила назад.
— Ты сейчас похож на маленького обиженного мальчишку.
— Я и есть маленький обиженный мальчишка.
— Играющий в воров и полицейских.
— Ну да.
Элла ушла, а я еще какое-то время думал о ней. Я не знал, останется она или нет, я даже не был уверен, хочу ли я сам, чтобы между нами все оставалось по-прежнему. В одном я был уверен на все сто процентов: за последние девять лет это была первая девушка, заставившая меня всерьез задуматься о подобных вещах. Да, черт побери, первая девушка за девять лет, перед которой мне захотелось
