не под вершинку норовит пристроиться, когда нужно лесину нести, а встает под комель, туда, где тяжелее.
С нуля, из ничего создал Миронов «Российскую газету». Это сейчас «Российская газета» — лживый официоз, имеющий одну лишь цель — каждой своей строкой услужить власти. Борис Миронов, ее первый главный редактор, создавший газету «с нуля», задумывал свое детище иным и в первом номере «Российской газеты» воплотил этот замысел. Главная газета страны должна была являться строгим народным оком, надзирающим за властью. И как же это не глянулось молодой еще в то время российской власти, взошедшей на обличении советско-партийной коррумпированной бюрократии, но тотчас установившей те же самые коррупционные правила для себя. Первый же номер «Российской газеты» с сенсационным материалом самого Бориса Миронова «Правительство скупает голоса депутатов» вызвал истерическую ярость Хасбулатова, настоявшего немедленно убрать Миронова из главных редакторов главной газеты России. И в этой истории с «Российской газетой» четко вырисовывается сила характера Бориса Миронова — его принципиальное служение России, а не услужение власти, служение бескомпромиссное, любой ценой, несмотря на то что этой ценой может оказаться карьера и собственное благополучие.
Могут возразить «благоразумные голоса»: дескать, зачем, получив место, где можно сделать столько доброго, сразу было вступать в открытый конфликт с вышестоящими, отстаивать правоту, не лучше ли и полезнее согласиться в одном, другом, третьем, а в главном — послужить России. Но в том-то и дело, что, с точки зрения Миронова, добра наполовину не бывает, что, привыкая к компромиссам, ты вступаешь на путь лжи, или, как он написал в одной из своих давних еще правдистских статей: «Изменять себе в одном — это качественно меняться».
Жестко и точно, предвидчески написал Миронов в день отставки с поста главного редактора «Российской газеты» (это ноябрь 1990 года) председателю Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцину: «Сегодня корысть депутатов, желание многих из них использовать полученную власть в своих личных интересах бросается в глаза. Не видеть этого нельзя, не давать говорить об этом — самоубийственно. Ничто так не способно подорвать авторитет власти, как злоупотребление властью. Если Ваше окружение из Верховного Совета этого не понимает и понять не хочет, легко предсказать печальный финал нынешнего Верховного Совета и в который раз пожалеть народ, доверивший ему власть».
— За последний век мы не столько погубили экономику, сколько душу. Однако сегодня все бросились заниматься политическими, экономическими реформами, не желая понимать того, что самые умные, даже гениальные реформы останутся игрой ума, уделом гербовых бумаг, не более, если не будет в России истинного гражданина России — совестливого, умного, грамотного, уверенного в себе, с ярко выраженным православным, национальным сознанием, берущего на себя ответственность за возрождение России. И ничто — ни приказ, ни указ, никакой закон, никакая конституция — не заменят книгу в становлении такого гражданина.
Так или примерно так говорил Миронов на первой встрече с коллективом издательства «Советская Россия», представляя свою программу.
Это его позиция как писателя, как издателя — своими книгами растить, воспитывать нравственно здоровое, крепкое отрочество, уважающее свое Отечество, гордящееся им, способное крепить и защищать его. Не знаю уж, как воспринял коллектив «Советской России» программные речи своего директора, но точно знаю, что правление Союза писателей, с которым встретился новый директор издательского гиганта, чтобы объединить усилия, работать сообща, восприняло «прожекты» Миронова с большим скепсисом: дескать, «поет-то сладко, да говорить мы все мастера». И ошиблись! Миронов реализовал все свои замыслы, единственно не успев запустить в производство уже подготовленную серию «Российские самодержцы». Ставку он сделал на то, что привычно и емко называем «русской книгой», которая как закваска необходима русским для понимания себя русскими. Под маркой «Советской России», а чуть позже «Русской книги» продолжали выходить и Пушкин, и Гоголь, и Лесков, и Достоевский… это уж как само собой разумеющееся, но как заметно расширился тогда круг издаваемых «Русской книгой» русских писателей! Возвращались из незаслуженного забытья не угодившие Луначарским произведения Лейкина, Пантелеймонова, Никифорова-Волгина… Впервые вышел полный Гоголь, без всяких купюр, а только в одном «Тарасе Бульбе» их было больше сорока, и именно таким вышел Гоголь в «Русской книге», каким хотел видеть свои сочинения в своем завещании сам Николай Васильевич. Целая плеяда русских философов, не издававшихся в России почти столетие, вышла в серии «Мыслители России», религиозных мыслителей объединила серия «Жизнь во Христе». По принципу «пить воду из незамутненного источника» издательство находило и публиковало подлинные документы отечественной истории — «Россия в письмах, документах, дневниках». В противовес заполонившей тогда книжный рынок западной, да и отечественной «крутизне» детективов и вычумленной фантастики издательство выставило более увлекательную серию приключенческих юношеских романов «За счастьем, золотом и славой» — с совсем иными в отличие от западного чтива высшими нравственными ценностями. В них крепость духа, в них герой утверждает добро.
— Самая умная, но плохо написанная книга никогда не достигнет цели, — убежден Миронов. — Ей под силу овладеть лишь мозгами, книга же должна воздействовать на душу. Но в душу русского человека может проникнуть лишь чистое, истинно русское слово.
Засверкало, заискрилось всеми красками и оттенками истинно русское слово в сказах Писахова, Бажова, Шергина, собранных издательством под серийную обложку «Живого русского слова».
Теперь уже, оценивая сделанное директором «Русской книги» Мироновым, понимаешь что все введенные им серии, все отдельно выходящие книги в издательстве как гигантский симфонический оркестр слаженно работали на одну идею — подъем русского национального сознания, русского духа.
Противодействие было громадным. Дело дошло до того, что Московское еврейское культурно- просветительное общество (МЕКПО) обратилось в Генеральную прокуратуру Российской Федерации с требованием привлечь Миронова к уголовной ответственности за издание им Победоносцева и Шульгина. Вы себе можете представить, чтобы в Израиле русское культурно-просветительное общество потребовало от еврейской прокуратуры отдать под суд еврейского издателя за изданные им книги еврейских мудрецов?
Однако все эти нападки лишь укрепляли Миронова в верности выбранного им пути. «Российская газета» (ее возглавляла тогда Наталья Полежаева) публикует огромную, на целую полосу идеологическую статью Бориса Миронова, в которой впервые за многие десятилетия четко прописывается идеология русского национализма: «Семьдесят пять лет с нами обходились так, как будто мы напрочь лишены национального достоинства, национального духа и национального инстинкта. Но и сегодня продолжается эта национальная слепота, глухота, немость. Не понимать коренного в России, в русском народе — национального преобладания, — значит, вовсе не знать, не понимать, не чувствовать, не сочувствовать России… Национальное чувство есть духовный огонь, ведущий человека к служению и жертвам, а народ — к духовному расцвету».
Потрясающе, в это трудно, даже невозможно поверить, но ведь вот они, документальные свидетели — книги, газеты, именно с этим багажом, не «котом в мешке», не «серой лошадкой», а идеологом русского национализма Миронов сначала был назначен заместителем министра печати и массовой информации и практически тут же после реорганизации ведомства — председателем Комитета Российской Федерации по печати.
Какой шабаш поднялся! Закрутилось-завертелось-понеслось даже не с момента назначения Миронова на министерский пост, а значительно раньше, как только его фамилия означилась в списке претендентов на правительственный пост. А. Н. Яковлев не вылезал из президентского кабинета Ельцина: «Нельзя назначать Миронова!» Лауреат всех премий и наград еврейский писатель Анатолий Алексин звонил из Израиля: «Да как можно этого юдофоба во главу печати?!» И вот что любопытно: я внимательно пересмотрел статьи, интервью Миронова, когда он был директором издательства и когда он возглавил отрасль, — ни строчки, ни слова о евреях. А еврейская пресса ревмя ревет: «Антисемит!» И пещерный-то он, и зоологический, и погромщик, и черносотенец, и фашист, и нацист, и экстремист, и Гитлер-то он, и Геббельс! И сколько еще клейких, хлестких ярлыков напридумали и навешали евреи на Миронова.
Прекрасный профессионал, державший отрасль как на ладони, разбиравшийся во всех ее аспектах, сам газетчик, он изучал газетное дело на профильном факультете МГУ, а больше того — на практике от районной газеты до центральной; писатель, издатель, разбиравшийся в полиграфии, управленец с академическим образованием, проверявший теорию практикой в Совете Министров СССР, умелый
