подсунутую ей бумагу и демонстративно повернулась к Понизовскому:
– Мы можем идти?
– А пеленки? – спохватилась директриса. – Пеленки казенные?
– Я уже расплатилась с вашей коллегой, с нее вычтите. Кстати, моя дорогая мамуля, наверно, отдала вам все Митины вещи? Я дома ни кровати, ни коляски – ничего не нашла. Так что мы в расчете.
И она вышла, не дожидаясь ответа.
Галюся, конечно, не пошла ни в какое кафе, мерзла на улице у входа. Увидев мальчика на руках у Лины, обхватила их обоих и разревелась. Митя тут же подхватил.
– Тихо, тихо, не пугай его. Павел Михайлович, – обратилась Лина к Понизовскому, – мне придется вас еще немного задержать. Нам нужно детское питание, памперсы и хоть какое-нибудь белье. Остальное я завтра по Интернету закажу, но…
– Никаких «но». Лично я, например, терпеть не могу покупать по Интернету, – признался Понизовский. – Вечно берешь кота в мешке. Вот недавно купил пылесос, а он оказался огромный, как слон. Негде приткнуть. Поехали.
Они загрузились в его большой тяжелый джип, Понизовский нашел адрес ближайшего детского магазина…
– Мне надо деньги поменять, – нервничала Лина. – Кстати, сколько я вам должна, Павел Михайлович?
– Нисколько, – ответил Понизовский, – у меня договор с вашим отцом, Линочка, он все оплачивает.
– Ладно, спасибо вам за все. Вот здесь давайте остановимся, у аптеки. Тут и питание, и бутылочки купить можно.
– Зачем? Давайте заедем в «Пренатал» и купим все разом.
– Боюсь, на все разом у меня денег не хватит.
– Хватит. Я заплачу, мы с Владимиром Константиновичем потом сочтемся.
Понизовский был прекрасным адвокатом, одним из лучших в Москве. Лина знала, что он защищал интересы отца, когда тот осуществил свой план, который излагал еще Виктории, и оцифровал классику советского кино. Возник спор об авторских правах: Министерство культуры и российские кинодеятели настаивали, что все это принадлежит России, проще говоря, хотели пользоваться возрожденными шедеврами бесплатно.
Был долгий процесс, но Понизовский его выиграл, доказал, что за проделанную работу надо платить. Суд, правда, проходил в Стокгольме, выиграть дело в российских судах было немыслимо, но пункт о стокгольмском арбитраже, слава богу, фигурировал в договоре между американской фирмой и Госфильмофондом. Владимира Полонского еще долго поносили в газетах за отсутствие патриотизма, стяжательство и рвачество, но все в конце концов забылось. А какой Понизовский адвокат, Лина только что убедилась в Доме ребенка.
Они купили все, что нужно, нагрузили джип как верблюда, Лине показалось, что он заметно просел. Только кроватку и коляску им обещали доставить в понедельник.
Лина нервничала: Митя проголодался и заплакал. Понизовский предложил погреть одну из бутылочек с готовым питанием на радиаторе машины. Сказано – сделано. Галюся скинула шубейку, закатала рукав до локтя и – как когда-то Виктория с Октябриной – попробовала: не горячо ли? Мальчик получил свою бутылочку и затих.
– Как вы думаете, надо показать его детскому психиатру? – спросила Лина.
– Вот в этом я не копенгаген, – пошутил Понизовский. – Посоветуйтесь с вашим лечащим врачом. А мой вам совет – скажите матери, чтобы подала на отцовство. Я вам по мейлу скину всю документацию. Если она будет получать алименты на сына, не возникнет соблазн избавиться от него.
– Это мысль! Спасибо вам огромное.
Он помог им выгрузить и занести в квартиру детское приданое.
Нелли появилась в квартире в понедельник поздним утром.
– Что, думала, избавилась? – злорадно встретила ее Лина. – Как тебя только земля носит, не понимаю. Неужели у тебя вообще никаких чувств нет? Ты же его родила!
– Ты просто не понимаешь, что такое спонтанность, – снисходительно уронила Нелли. – Меня пригласили в Питер. Надо же было его где-то передержать.
– Передержать? И поэтому ты сначала отправила Галюсю в Электроугли, а потом отдала ребенка на усыновление?
– Они сами предложили. Я подумала, что в Америке ему будет лучше, чем здесь.
Лина видела, что ее ничем не прошибешь, и решила не спорить.
– Больше тебе не удастся провернуть такой фортель. Только попробуй, и я выложу в сеть фотки, как ты выходишь из интернет-кафе, теряешь очки и шляпку. Мне Рымарев оставил экземплярчик. Рашид тебя и из Баку достанет.
– Какая же ты дрянь! – с ненавистью бросила Нелли.
– Кто бы говорил! Да, кстати, Понизовский считает, что тебе надо подать на отцовство. Пусть твой кобель хоть алименты платит. Он богат, с него взять можно немало.
Лина говорила и видела, как загораются алчностью глаза Нелли, как она мысленно уже начинает подсчитывать барыши.
– А не поздно? – с сомнением спросила Нелли.
«Что за подлая натура, – подумала Лина. – Вот только что ругалась, последними словами обзывала, а как о деньгах, сразу все забывает».
– Да ты что, – сказала она вслух, – на Западе вон аж покойников из земли выкапывают, чтобы установить отцовство. Понизовский берется за это дело, так что если ты твердо уверена…
– Это ты о чем? – подозрительно уставилась на дочь Нелли.
– Ну ты же, Нелечка, у нас гулящая… Точно знаешь, от кого залетела?
Нелли замахнулась на дочь, но Лина давно уже научилась уворачиваться от ударов. Она и сейчас ловко отскочила в сторону, а Нелли налетела на кресло и ушибла колено.
– Может неудобно получиться: вдруг окажется, что ребенок не его? – продолжала Лина, не обращая внимания на ахи-охи и площадную брань. – Подумай хорошенько. Нет, если ты уверена, тогда никаких вопросов.
Нелли подала на отцовство. Маститого кинорежиссера пришлось долго отлавливать, он не являлся в суд по повестке, пришел, только когда пригрозили насильственным приводом. Сдал кровь на анализ. У маленького Мити тоже взяли образец ДНК, но Лина не позволила его колоть, обошлись прядью волос.
Потом развернулась целая детективная история: режиссер пытался дать взятку, чтобы образец подменили. Ему надоело платить алименты многочисленным детям, рассеянным по всему миру. Многих из них он никогда в глаза не видел. Но на предложение пользоваться презервативами или сделать вазэктомию неизменно отвечал отказом. Ему хотелось полноты сексуальных ощущений, которых презерватив, по его мнению, не давал, а операции он попросту боялся. Приходилось платить.
Подменить образец Понизовский ему не дал. Сравнительный анализ ДНК подтвердил отцовство, и маэстро пришлось платить. Деньги оказались не так велики, как хотелось бы Нелли, но…
– Все больше, чем ноль, – издевательски утешила ее Лина.
Все эти деньги уходили, как всегда, на нужды Нелли. Малыш рос под опекой Лины и Галюси. Лина неплохо зарабатывала, на жизнь хватало. Правда, с тех самых пор, как Лина стала работать, Нелли старалась под любым предлогом увильнуть от оплаты квартиры и расходов на еду, но Лина нашла на нее управу. Ей было чем пригрозить матери.
Сама она после того печального случая с нефтеперерабатывающей компанией категорически отказалась от любых командировок и даже на переговоры соглашалась лишь изредка и неохотно. Больше всего ей нравилось работать дома. Сама себе хозяйка, можно время распределить и малыш всегда перед глазами.
Приключение в Доме ребенка он вроде бы благополучно забыл, ему исполнилось восемь месяцев, он уже активно подтягивался на ручках и вставал в кроватке, уже говорил «агу-агу». Только Нелли боялся: инстинктивно хватался за Лину или Галюсю, прятал мордаху и начинал хныкать. К счастью, встречаться с
