гнули, и теперь – опять двадцать шесть, они же – вперёд смотрящие.
– Именно. Он что, не понимает этого? Понимает, но продолжает делать так, будто всё от распущенности народа идёт. Что воровство – это национальная черта характера русского народа. Тонкая подводка.
– А не так? – хитро посмотрел на него мордыш и ожесточённо почесал спину.
– Не так. Точнее, не совсем так.
– Народ начинает активно воровать что ни поподя, и это – не черта?
– Ни черта ты не смыслишь, парень, к этом винегрете, – будто разозлился мужчина в плаще, но лицо его по-прежнему оствавалось спокойным. – Воровать не все начали, кто-то всё-таки не ворует. Но ты прав, именно в том, что воровать начинают активно и массово, когда сама власть ворует в открытую и в особо крупных размерах.
– Как это?
– Путём дефолтов хотя бы.
– Ну… – ответил мордыш.
– Баранки гну. Понимать уже надо… Или путём немотивированного регулярного повышения цен на всё подряд. Тогда уже и слабая морально часть народа тоже рукава засучив ворует.
– И цопает всё что нипопадя. Цоп Энерго! Слыхали? Тарифы растут бешено, а сами себе зарплаты не устают повышать. Энергетики, не те, кто энергию добывает, а те, кто её продаёт и распределяет, сейчас получают больше, чем шахтёры когда-то.
– А ты? Ты… не цопаешь?
– Само собой. Но по мелочи. А их начальство, топ-менеджеры, загребают прямо как те космонавты.
– И это верно, – сказал мужчина в плаще. – И вот этим людям, ибо они и есть реальная власть, теперь дадут право расстреливать. Кого они будут расстерливать? Кто ворует? Взятки берёт? Нет, они начнут законно репрессировать своих личных врагов и конкурентов.
– Ну, скажем, пару-тройку барсуков непуганых, может, и отстрелят, – сказал мордыш, – но, в основном, так и будут делать – кто мешает, того, под пресс, под вышку значит.
– И что, это телевизионщикам непонятно? Что они за высшую меру наказания ратуют?
– Может, и понятно, но так им поступать выгодней.
– Или вот ещё предлагают: давайте, мол, такую высокую зарплату чиновникам дадим, чтобы они боялись работу потерять и не брали взятки, – подскочил к ним третий.
– А что, не так? – поднял брови мордыш.
– Не так, – серьёзно ответил мужчина в плаще. При таких служебных льготах они будут пуще прихода налоговой инспекции бояться ослушаться начальства. А ведь именно сверху идут очень часто преступные приказы. Только это не сразу очевидно. А потом, когда уже все всё поймут, через много-много лет, начинают легально говорить о перегибах или, как сейчас, о том, что: «хотели как лучше, а получилось как всегда»…
– Я понял, – сказал мордыш многозначительно. – Они, эти прыщи на теле общества, и не хотели, «как лучше», а просто говорили, что хотят. Их дело – нахапать поболе и свалить подале.
– Куда же? – поднял бровь мужчина в плаще.
– А туда, где у маленького члена при больших деньгах много всяких разных возможностей.
– Да, верно. – усмехнулся мужчина в плаще. – А может, они и хотели бы чего-то другого, но только по той колее, по которой уже катится государственный паровоз, приехать можно только на одну станцию назначения – туда, куда ведут рельсы. А хотеть, конечно, можно хоть на крыльях летать.
– Понял, не дурак, – сказал мордыш, надувая щёки. – Паровоз всё одно пойдёт по своей колее.
– Именно. Причём наличие этой колеи по-прежнему замалчивают.
– Ясное дело. Колея какая была, такая и осталась. Локомотив сменили, вот и всё. Я вот ещё про армию хотел спросить.
– Спрашивай, – сказал мужчина в плаще.
– Капиталы свои награбленные чтоб защитить, вот зачем им, этим бледным да нерумяным, нужны контрактники. А на народ им наплевать, одна болтовня. Верная мысль, шеф?
– Верная, – сказал пассажир в плаще и сухо прокашлялся. – Но всё же главная беда сегодня вовсе не Бледных и вся эта их хайдармия.
– А что?
– Это… как бы это попроще сказать…
– Да как знаешь, так и говори. Мы понятливые, допетрим.
– Это повсеместное духовное обнищавние, мздоимство, воровство и хамство, и вот все эти нравы, как я уже сказал, ползут прямиком из провинции, потому что здесь всегда так жили.
– Ой, верно. Особенно в последние пятнадцать лет. Вот эта беда – всем бедам беда.
– А что им не расползаться? Где деньги, туда и ползут ловкие люди. Вон мой сосед успел в Москве хапнуть место в одном управлении… жэкаху, так теперь дачу двухэтажную построил и сдаёт её за десять тысяч. А работать больше не собирается. Место теперь кормит.
– Тысяч чего?
– Зелёных. Чего ж ещё.
– Много.
– Да уж немало, – согласился мордыш и сказал не без злого задора: В Москве люди богатые живут, с них не грех взять поболе.
– В Москве разные люди живут, – сказал пассажир тоже без всякой вежливости.
– А сам-то ты кто? – спросил без вежливости мордыш.
– Я, скажем так, учёный.
– И зарплата у тебя две тысячи.
– Две тысячи, допустим и это.
– Ой ли?
– Да. Две тысячи. Именно так.
– Рублей?
– Рублей, конечно. Я же в рублевой зоне живу. Его дотошный собеседник в упор уставился нанего.
– Я про Рублёвку слышал, – подозрительно сказал мордыш, только бедных там не очень. Так что не заливай. Какова зарплата, если по-черному?
– Две тысячи рублей, я же говорю. Кепарь мордыша неудержимо полез на макушку.
– Две тысячи рублей?
– Именно.
– А в магазины те же самые ходишь?
– Что и твой знакомый с дачей в аренду. Не верится?
– Допустим. Кто знает, куда вы там, на Рублёвке, ходите, – уклончиво ответил мордыш.
– А вот ваш знакомый с дачей, он местный? – тоже допытывался, совершенно не обидевшись, пассажир.
– Мой сосед бывший, здесь жил, а что?
– А то, что он как раз скоробогатый и есть, тот, у кого в кармане такие вот бешеные деньги.
– Бешеные? Откуда?! – возмутился мордыш. – Он труженик, как и я.
– Как и ты, вот именно. Чтобы дачу под Москвой построить такую, чтоб за десять тысяч зелёных сдавать, это надо уметь изловчиться. Вот они и есть эти новые богатые, да ещё чиновники у кормушки. А кроме них, три четверти Москвы бедствуют, концы с концами едва сводят. Тяжёлый это город для жизни.
– Не знаю, – недоверчиво покачал мордыш головой. – У нас мужики на заработки ездят в Москву, так им тыщу в день платят.
– Работа какая?
– А разная. Продавец на рынке тыщу в день получает.
– Москвичей на такие работы давно не берут. А если человек интеллигентной специальности? Он что, должен профессию менять?
– Пусть не меняет, если не хочет. Мне оне, эти ваши интеллигенты, и даром не нужны. Что они, хлеб выращивают, колбасу продают или телевизоры?
