– Правда? А кто же тогда?
– Стригучий лишай. Дай волю всего лишит простой народ вроде меня. И вся ихняя множественная родня такая… стригучая ли-шайка…. Сам сел на место, и всех своих посадил куда послаще да потеплее. Вон лес кругом захапали – одна-едина всё семейка. Сам начальник лесничества, сынок-Серый Волк лесопилку имеет, сватья-братья тоже на должностях денежных. Вот и строят дома кругом. Да ещё батюшка с семейством усадьбу отгрохал. Видно по дороге будет.
– А что, церковная работа и посейчас такая прибыльная? – заинтересованно спросил пассажир в плаще.
– Ещё бы не прибыльная! Народ мрёт пачками, отпел, похоронил, и пошли поминки – девять дней, сорок, годовщина. А к праздникам поминания по записочкам? Каждная записочка теперь сто рублёв стоит, – загибал пальцы таксист.
– Это не деньги, – серьёзно сказал пассажир, огорчённо поглядывая на часы. – На такие копейки особняк не построишь.
– Жертвуют много, – потрясая сжатым кулаком, сказал таксист.
– Тогда конечно. Очень может быть, что и на особняк наберётся.
– Ещё как наберётся!
– А кто жертвует? – уже не без интереса спросил мужчина в плаще. – Грехи что ли отмаливают?
Таксист пожал плечами и выпятил нижнюю губу.
– Кто как. Только больше, я думаю, народ таким способом усмиряют. Чтобы с горя совсем с ума не сполз. Жизни никакой, куда ни глянь, всюду запустенье.
– Церковь – последнее пристанище.
– Именно так, правду говоришь, – обрадовался таксист.
– Разумно.
– Вон у нас один бугор сидит у власти, к нему люди жаловаться пошли на произвол власти, так он и послал их с порога.
– Далеко послал?
– Как раз и недалеко.
– А что так?
– Церковь-то рядом.
– Связь какая?
– Прямая, как эта дорога. В церковь, говорит, идите, вон вам экую махину отстроили, туда и жальтесь, а ко мне не ходите больше. Я вам не собес. И вообще, мы теперь живём в цивилизованном правовом государстве, а не в совковом трудлагере. А вы всё по старинке – к начальству в кабинеты норовите проскочить да на обидчика нажалиться, всё про справедливость талдычите.
– Логично, – усмехнулся пассажир в плаще. – Они всегда такие были.
– А на церковь как раз и жертвовали бугры, их всех вроде как обязали. Бумаги не подписывали в администрации, пока на церковь денег не дадут. Так что вот.
– Ясно. Повсеместно махинации и произвол.
– Ещё какой! Чего изволишь, то и произведут над тобой.
– Либеральную шпану сменила обойма таких же амбициозных и. о. патриотов.
– Ио? А это что?
– Это аббревиатура, сокращение такое.
– Понял, гы… – весело засмеялся мордыш. – Иди-Оты значицца, если не сокращать.
Мужчина в плаще согласно кивнул.
– Сварганили наскоро скоморошный высший свет с правом родонаследия и денежного пая, и думают, что теперь всё само собой пойдёт путём. Ан нет.
– Не пойдёт, значит? – со злым смехом спросил мордыш.
– Не пойдёт, одни рапорты. Откуда вот возьмутся успехи в экономике?
Мордыш, весело будто, развёл руками.
– Откуда? Детский вопрос. От нефти да от вранья. Фальшивых лекарств понаделали, травят народ за его же денежки, а всем выгода – прибыль идёт постоянно. У нас аптек уже больше, чем магазинов. Широкий выбор у народа – лечись или питайся. А от этих лекарств только больных больше делается. Им лечить невыгодно, вот они и калечат, чтобы больше клиентов было. Хозяева центральной аптеки – самые богатые люди у нас в районе, ещё вон главврач особнячок ничего себе так отгрохал.
Мордыш указал на большое красивое строение из белого кирпича недалеко от станции.
– У вас что, уже всех платно лечат? – спросил пассажир в плаще.
– Бесплатно только помереть помогут, но хоронить тоже за деньги, так что лучше самому себе заранее и гроб, и ямку заготовить. А все хорошие лекарства – что раньше, что теперь – всё за деньги. Кто чем сильно заболел, в больницу лучше не ходить без денег.
– Так всё серьёзно? – упорно выспрашивал мужчина в плаще.
– И ещё как! Недели не пройдёт, труп домой повезут. А что делать будешь? Разве что в тихом безумии век коротать остаётся, других альтернатив нам не положено.
– Это почему же?
– Да потому, «же», что добиваться справедвости, сидя в дурдоме, откуда тебя никогда не выпустят, может только полный идиот, хоть и в сокращении…
– Аббревиатура это.
– Ага, хоть без этой… как её… аббревиатуры. Абрыдло всё, однако.
Мордыш задумался, снял зачем-то кепку и долго молча хмурил лоб, обречённо качая большой стриженой головой.
– Да уж, – произнёс мужчина в плаще, похоже, с большим сочувствием, и снова посмотрел на часы. – Однако, сильно вас начальники заели.
– А чего, разве я не прав? – снова оживился мордыш. – В какие такие времена не подайся, всюду всё едино – главная фигура везде начальник. Хоть какой, лишь бы от него чево-то там зависело… – Он задумался и снова начал хмурить лоб, будто силился что-то неприятное вспомнить, потом вдруг сказал зло и с большим чувством: – Вот и будет, комариная…ть, выкабениваться, над человеком власть показывать. На тебя смотрит, а сам карман глазом обнюхиват. Наберёт мошну, потом в Москву свалит или в какой другой город, будет себе в упадке совести по ресторациям разгуливать, на закусь щёки селёдки заказывать да губы лосося… А то и лапу распаренную затребует. – сказал мордыш, глотая слюну.
– Лапу?
– Ага, медвежачью. Любят они это дело под водочку кушать. Особенно если водка финская, – нахмурившись до красноты глаз, сказал опечаленный мордыш.
Мужчина в плаще тоже нахмурился, потом сказал печально и вполне согласно:
– Это верно, все они всегда такие и были.
– Вон Никита Бледных из Москвы наехал с пацанами, так говорит, что в России сейчас два миллиона чиновником на полном довольствии у государства. И по сто тысяч зряплата, курорт бесплатно для всей семьи, всё другое тоже. За народ, видно, переживают сильно.
И он, взмахнув рукой, нарочито громко запел:
– Да уж… И, правда, беда… – согласно кивнул головой пассажир в плаще, подозрительно сощурив левый глаз.
Они замолчали и сосредоточенно смотрели перед собой.
– Это разве справедливо? – спросил после паузы мордыш.
– Нет, разумеется.
– А почему же тогда это так? А?
– Плохо то, – вздохнув, сказал пассажир, устало глядя на словоохотливого мордыша, – что вот эти ваши провинциальные отвратительные нравы расползлись уже по всему лицу страны и даже весьма успешно прижились в столицах. Теперь и в большом городе то же самое. Чистый феодализм. Чиновников в стране два миллиона, но полтора из них – это ваши местные князьки.
– Как это?
