разобраться с козой по существу вопроса самолично, потому и прикатили в два счёта на своём уазике.
В пылу спора, семена которого так неосмотрительно забросил в хорошо унавоженную почву сложносочинённый «атизюхановец», очевидно, считавший себя человеком, радикально преодолевшим всяческие предрассудки, попытался развернуть разбушевавшийся народ лицом к городу и начал сбрасывать из своего бездонного агитарсенала на головы весьма смущённых слушателей, число которых уже существенно превысило критическое «больше трёх», чисто нацистские лозунги и закончил свою речь решительно и – без каких-либо намёков на апрельские тезисы:
– Господа свободные селяне, короче, бывшие колгоспники, – пафосно сказал он, но был тут же, без всякой вежливости, перебит:
– Ты ж говорил, что мы ущемлённые? – снова ехидно спросил его мужчина с рыбьим хвостом.
Однако эта едкая реплика ничуть не смутила агитатора, который, очевидно, был весьма и во многих местах, потёртый калач. Он, брезгливо принюхавшись к рыбьему хвосту, на всякий случай, подобрал полу своего пальто по моде шестидесятых и уверенно продолжил:
– Свободные от зарплаты, потому и ущемлённые по основному своему праву на свободный труд, компроне? Но вы, однако же, не рубите в простых и понятных всему просвещённому миру вещах – по причине беспробудного глубинного пьянства.
Народу, однако, это нисколько не понравилось.
– А ты что, язвенник? – снова возник явно обиженный рыбий хвост.
– Нет, я не против, когда народ допингуется. Но не до такого же скотского состояния! Тут и до козы недалеко допрыгаться, я понимаю.
– Про козу уже и мы всё поняли, давай про платформу вноси ясность!
– Какую ещё платформу? Платформа у вас одна. – Он притопнул. – На чём стоим и стоять будем.
– Да про политическую.
– А, эта…
– Япона бога душу мать… кака ж тебе ишо?
Агитатор откинул голову назад, прищурился на тускло светивший фонарь и, снова пафосно, сказал:
– Да, пока есть ещё люди, косо смотрящие на нас под углом новомодных космополитических предрассудков. Но мы непременно должны доказать им, на что на самом деле способны.
– Должны… ой, должны… – в резонанс ответила опять уже готовая на всё хоть сейчас толпа.
– И будем доказывать это каждый день, вы поняли, ущемлённые? – спросил он, возвысив голос и ни к кому конкретно не обращаясь. – Ваша Родина относится к вам пренебрежительно.
– Эт точно… ой, точно… пренебрегает.
Агитатору такой поворот в сознании масс очень понравился.
– Вижу, вняли. Ваш достойный ответ, массы?!
Народ переглядывался и подталкивал друг друга локтями.
Лицо агитатора сделалось багровым.
– Что? Не слышу. Говорите, пока я здесь.
– Вроде да. Чего ж тут не понять, – ответили ему, наконец, сразу несколько ущемлённых голосов, – очень-на нами пренебрегуют в последние несколько лет и годов.
– В полном объёме поняли грозящий нам цветной синдром? – грозно спросил он у того, кто стоял ближе всех, при этом крепко схватив его на рукав.
– Понял, не дурак, антил дес, – сговорчиво ответил тот и, торопливо пробормотав: Не ндра, када ущемляют по-наглому, – высвободил руку и незаметно перебрался во второй ряд.
Агитатор снова подвёл итог.
– Так что вот, аборигены и туземцы, должно честно признать, проблема застарелая, как прошлогодняя болячка: ещё ваши предки были жестоко порабощены. Их историческая беда в том, что они, как и вы, были не дураки выпить, слыли добродушными, были приветливы и безмерно беспечны. Они радостно ходили в грязном, терпеливо жили в хлеву под соломенной крышей, были в меру ленивы, поклонялись фетишу и через пень-колоду трудились на совхозных полях. Но они постепенно вымирают. И это непреложный исторический факт. Сейчас их место занимают другие, но тоже дикари, во множественном количестве привезённые из голодных стран Востока. Они тоже грязны, однако трудолюбивы по обстоятельствам, мрачны и неприветливы, недоверчивы ко всем, хотя и постоянно улыбаются. – Агитатор окинул взором слушателей и продолжил: Они весьма усердно готовятся ко вступлению в сию райскую обитель, сиречь нашу Родину, где есть в изобилии плодородная земля, чистая вода и пока ещё свежий воздух, и тоже – в большом изобилии. Вы всё поняли, ущемлённые? Или…? – закончил он слегка ненормативно.
– Йооо моё… – в ответ с энтузиазмом дружно взвыла оскорблённая подозрением толпа, однако по- прежнему весьма уныло глядя на агитатора.
Агитатор продолжил:
– Они, эти новые дикари, уже готовы к полноценному захвату ваших кровных земель, а вас, таких доверчивых дураков, и в ад не пустят, потому что ваши тухлые мозги уже давно проспиртованы настолько, что и тухнуть там нечему. Не говоря уже о возгорании в их тухлых недрах искры мысли. А тем временем, пока вы тут заливаете горе «чернилами», миром правит денно и нощно, и без перерыва на обед, очень-на пребольшой бизнес.
– Ага, транснациональные корпорации, – вставил реплику просвещённый рыбий хвост.
– Да, корпорации, которым наплевать на вашу беспечную Родину, им нужна только прибыль, а не ваши стародавние традиции. Про них вы скоро совсем забудете и, как-нибудь однаджы, нежарким таким вечером, безмятежно усопнув в крапиве под забором после очередного подпития, вдруг обнаружите, раз и навсегда, себя в новом качестве – космическим бомжем, которого изгнали из рая и не пустили даже в ад. – Он помолчал немного, потом деловито спросил: Я прав?
– А то, – в ужасе ответила зачарованная столь очевидной перспективой толпа – послушно и доверительно.
Агитатор продолжил:
– Немного свежей истории. Когда Горбач объявил курс на Запад и пошёл народу мозги парить, к нам, под его жизнерадостный трёп, завезли сто тысяч иностранных предпринимателей…
– Ни фига… сто тысяч… – ахнула толпа.
– …а когда курс, согласно моде, сменил ориентацию, к нам с Востока составами стали гнать китайцев и талибов, самую дешёвую в мире рабсилу. И что мы в результате имеем?
– Да, что.
– Предприниматель завезён, рабсила укомплектована, а вы, старые русские, древние мордовские, ветхие татарские и прочие исторические нацкадры, можете досрочно отправляться на свалку мировой истории. Вы даже хосписа не достойны, как, например, ущемлённые просвещённого запада.
– Хоспис? – выкрикнул один мужичок из заднего ряда. – Это я вам счас объясню. В нас в посёлке было две больницы, большая и маленькая, ну, чуть поменьше. И тут приехали из Америки бышие наши граждане и говорят, что в их Америке повсеместно больницы закрывают, а вместо них открывают хосписы. Ну, и наши дурики, чтобы от моды не остать, взяли и закрыли одну больницу, ту, что побольше, и навесили на неё новую вывеску —«хоспис».
– А на хрен вам этот хоспис? – спросили из толпы. – Пиво там хоть дают?
– Не то что пива, так и жратвы не дают вовсе, говорят, всё одно подыхать. Только музыка целый день играет по радио да новости идут.
– А на кой им новости, када оне умирают уже?
– А чтоб знать, чем тут дело закончится.
– Ясно, япона мама…
– У нас тоже хоспис открывали, – сказал другой мужичок. – Так там, в этом хосписе, один только врач был да две санитарки. Из еды давали пшёнку на воде.
– И больше ничего?
– Ничего. Говорят, всё одно помирать. Не санаторий. На тот свет и без прибавки в весе возьмут, худым помирать не зазорно.
– Так все и померли в голодных муках?
– Ну, кто как. Кто помоложе, так тех сразу порезали, они и не мучились.