– ?Да пусть его увольняется, папа, – вмешалась Изольда. – Нам без него веселей будет. Только пусть деньги вернет. Компанию свою, – перечисляла она зловеще, – все, что он в папашу своего вбухал. Пусть вернет и катится на все четыре.
– ?Я тебе что-нибудь задолжал, Аркадий Ильич? – холодно осведомился Герман.
– ?Ничего ты мне не должен, – буркнул в ответ Голощапов.
– ?Прекрасно. – Герман бросил взгляд на Изольду. – Но я попрошу сделать в фирме аудит, чтоб все было чисто, никаких недомолвок. Да, а сотовую компанию я выкуплю. Она на твои деньги создана.
– ?Ничего ты мне не должен, – повторил Голощапов. – Прибыля со мной делил? Делил. Ну и все, она давно окупилась.
Герман такого не ожидал, даже растерялся немного. Изольда тоже.
– ?Ты что, папа? Фирму подарить хочешь? – встряла она, опомнившись. – Пусть заплатит, и черт с ним. Будто мы без него не проживем…
– ?Заткнись! – рявкнул на нее Голощапов. – Уйди от греха. Уйди, кому сказано?
Две пары бульдожьих глаз яростно уставились друг на друга, две бульдожьи челюсти угрожающе выпятились. «Прямо как в театре», – подумал подкованный с недавних пор Герман, невольно смакуя колоритное зрелище, хотя больше всего ему хотелось придушить Изольду.
Она сдалась первая. Поднялась из-за стола, тряхнула чудовищными красно-рыжими волосами. Как будто пожарное ведро на голову надела.
– ?Между прочим, я ничего такого не делала! Он себе хахальницу завел, а я должна терпеть? Может, мне неприятно! И я ей просто сказала, чтоб губу не раскатывала, вот и все! А так пусть трахаются, мне дела нет.
И она величавой, как ей казалось, поступью прошествовала к выходу из столовой.
– ?Сядь, – хмуро велел Герману Голощапов. – Никуда я тебя не отпущу. Что ты из-за бабы такой хипеж поднял?
– ?Это не баба, – тихо сказал Герман. – Это женщина. Я хочу на ней жениться. Мне сорок один год, а у меня ни кола, ни двора. Я детей хочу, нормальной жизни.
– ?Ладно, это я понять могу, – хмуро заговорил Голощапов. – Но увольняться-то зачем? Работай себе… Кто тебе мешает? Я тебе генералку выдал, Зольку права голоса лишил, мало тебе? Куда ты теперь пойдешь?
– ?Ну, из кризиса выходим помаленьку, я найду работу.
Голощапов тяжело покачал головой.
– ?Вот за что ты так, а? Что я тебе плохого сделал? Знаю, знаю… На Зольке женил. Ну, прости старого дурака.
– ?Аркадий Ильич, мне нечего тебе прощать. Я от тебя столько добра видел! Но остаться не смогу. Она… она не поймет. Не простит. Я должен принести хотя бы эту жертву. Я торопиться не буду, найди себе другого генерального. Могу порекомендовать кого-нибудь…
– ?Кому ж я смогу доверять, как тебе? – горько вздохнул Голощапов. – Сам уже не тяну, думаешь, я не понимаю? Не Лёнчику же капиталы передавать! Да и не пойдет он… К нему теперь на кривой козе не подъедешь…
– ?Это он донес, – угрюмо проговорил Герман. – Мы с ним в театре встретились… случайно. В антракте. А на другой день к ней уже Изольда нагрянула.
– ?Ладно, Лёнчика я беру на себя. Я с ним еще за «АрмСтил» не рассчитался да за Васильевский ГОК. Так уж до кучи… А ты останься. С родителями не познакомил… – неожиданно добавил Голощапов.
Герман с удивлением понял, что старик искренне обижен.
– ?Я им не говорил, что женат, – предложил он в виде объяснения. – Да я и не был женат, по большому счету. Наш брак был фикцией с самого начала. От ребенка она избавилась… Меня к себе не подпускала… Мы и были-то с ней всего раз… в ту брачную ночь, – криво усмехнулся Герман.
Это стало для Голощапова новостью.
– ?А что ж ты… не мужик, что ль? – спросил он.
– ?Я пытался ее уговорить… много раз. Она не хотела. Не силком же ее брать, в самом деле!
Голощапов все не понимал.
– ?А хоть бы и силком! Имеешь право по закону.
– ?Извини, Аркадий Ильич, насиловать женщину – это не по закону. Даже законную супругу. Да и что уж теперь толковать… Я встретил ту, другую. Я пойду?… – Герман сделал движение подняться.
– ?Только с работы не уходи, – остановил его Голощапов.
– ?Нет, я уйду. Разведусь и уйду. Но я помогу тебе, обещаю.
Герман поднялся из-за стола и вышел. Поехал обратно в Москву. В Подсосенский переулок.
Он связался с адвокатом Понизовским, попросил подготовить бумаги о разводе, а сам принялся подыскивать человека на свое место. Это была архисложная задача – найти такого, кто внушил бы доверие Голощапову. Герман решил искать не честного, а, наоборот, запятнанного, такого, кого Голощапов мог бы держать на крючке и постоянно контролировать.
Ему страшно было даже подумать об отце. Допустим, он найдет себе работу. Нет, никаких «допустим», непременно найдет! Но прежнего размаха, прежней свободы с деньгами уже не будет. Как сказать отцу, что его мичуринские затеи не выстоят против зарубежных компаний, поставляющих на рынок картофельный «голден делишес»?
Если принять голощаповский подарок и забрать сотовую компанию, тогда должно хватить… Но так хотелось уйти чисто, красиво, не взяв ничего! Компанию выкупить. Тогда придется влезать в долги… И компанию выкупить, и отцовское хозяйство содержать – на это накопленных им средств не хватит. Что же делать? Герман ломал голову и не находил ответа.
Так прошла неделя. Наступил декабрь. Катя не давала о себе знать. Герман тосковал по ней до скрежета зубовного, но сам не осмеливался позвонить. Пока не оформлен развод, он не покажется ей на глаза.
Позвонил Понизовский и сказал, что Изольда не желает разводиться. Герман ничего другого и не ждал. Понизовский заверил его, что развод можно оформить и без ее согласия, но это займет больше времени. Что ж, придется ждать. Герман распорядился немедленно дать ход делу.
Все это время он работал. Пока нет нового человека, приходилось самому. Сотрудники – чисто дети: чуть пошел слушок, что генеральный увольняется, раскапризничались, начали испытывать границы дозволенного. Герман пресекал такие попытки железной рукой. Ему и с Урала звонили, и из Казахстана, опять просили приехать, но он сказал: принимайте решения сами.
Синоптики обещали чрезвычайно суровую зиму, но в первой декаде декабря еще стояла теплая погода с плюсовой температурой.
И вдруг позвонила Катя.
Была суббота, пятое декабря, она застала Германа дома, хотя звонила по привычке на мобильный. Попросила о встрече. Герман обрадовался до полного одурения, предложил за ней заехать. Катя сказала, что приедет к нему сама, уточнила только, дома ли он. Он подтвердил, что дома, ждет, напомнил код калитки и подъезда… Кричал в трубку, почти ничего не слыша за гулом крови в ушах, даже не разобрал, какой у нее голос. Она сказала, что сейчас приедет, и он принялся ждать.
Катя так и не собралась к гинекологу. Признаки то отступали, то подступали вновь, но на душе у нее было так тяжко, что думать не хотелось еще и об этом. Она перемогалась, работала через силу и ждала вестей от Германа. Не может быть, чтобы он вот просто так взял и ушел. Он обещал, что разведется. Развод – дело долгое, а с этой его Изольдой… Наверняка она ему еще нервы потреплет напоследок.
Может, не надо было с ним так сурово? Может, позвонить? Ну да, позвонишь, а он спросит: ты чья? Так спрашивала под конец жизни ее свекровь, ополоумевшая, разбитая параличом мать Алика. Стоило выйти за дверь и снова войти к ней в комнату, как она тут же забывала, что видела тебя минуту назад.
Катя зябко повела плечами. Что-то знобило ее все последнее время. На улице тепло, как будто еще ноябрь тянется, но внутри поселился холод. Только один человек мог ее согреть. Стоило руку протянуть, взять телефонную трубку…
Звякнул колокольчик над дверью: в галерее посетитель. Катя поднялась из-за стола и обомлела. Алик. В
