Фома смутился. Атаман продолжал:
– Ты не сердись… Я вот свез Алей-агу в Москву, так мне язык пожгли! Тебя свезу в Москву – без головы, поди, останусь. Да, видно, не повезем тебя в Москву. Приедет из Москвы Степан Чириков, поедешь с ним.
О Каторжном Старой умолчал.
– Давно тебя мы ждем. Семь лет! Вот и Наум Васильев свез тебя в Москву последний раз, а вышел из тюрьмы только недавно… Васильева помнишь аль позабыл?
Фома резко ответил:
– То дело давнее.
– Верно, то дело давнее, да только нами не забыто, – недружелюбно сказал Старой. – Поедем-ка на Дон, Тебя как гостя ждем, давнего и дальнего.
Фома Кантакузин натянул уздечку, спросил:
– Татаринов в Черкасске?
– В Черкасске. А ваш посол Муслы-ага в Стамбуле?
– Муслы-ага поехал в Венгрию.
– Плохой посол: вина не пьет, рыбы не ест, глазами только шарит всюду – привычка у посла дурная.
Фома тут осмелел:
– Смириться надо, у каждого посла – своя привычка.
– Шарить, где ставили мы крепи?
– Ай-яй, атаман Старой, зачем такой сердитый?..
Старой промолчал. К ним подъехали турецкий толмач Асан и еще два грека, и они, оставив на дороге Калаш-пашу, шепнувшего что-то послу, поехали к Черкасску.
Фома Кантакузин, как всегда, ехал в черном длинном платье, в белой турецкой феске, на белом коне. Старой был в царском платье и ехал тоже на белом коне. Сопровождавшие казаки Левка Карпов и Афонька Борода – на вороных конях. Чауш Асан и два грека – на рыжих.
Старой и Фома Кантакузин некоторое время ехали молча. Фома уныло глядел на весело шумевшие донские степи, наводившие на него тягостные воспоминания о том, как казаки чуть было не убили его.
Чауш Асан, греки и казаки также ехали молча.
Потом Фома спросил тревожно:
– Мирно ли теперь живут на Дону? Выполняют ли казаки повеления государя? Нет ли на Дону ослушников?
Старой, не повернув головы, сказал:
– Все исполняем в точности. Бывает разно: иной раз государь хвалит, иной – бранит.
Кони шли шагом. Не доезжая до Монастырского урочища, атаман молча свернул вправо. Вспомнив, что правая дорога, идущая балками, опасна, посол приподнялся в седле и сказал настойчиво:
– Зачем, атаман, свернул? Поедем Монастырским трактом!
– Боишься? Ну что ж, пожалуй, поедем Монастырским. Нам все едино.
Пришлось ехать Монастырским урочищем. И только въехали на горку – впереди Петро Матьяш с запорожским войском.
– Что делает здесь войско? Зачем так много войска? Чьи это люди?
Старой сказал:
– То наши братья запорожцы. Посла встречают.
– Зачем они стали таким большим табором поблизости Азова?
– В Персию собрались, на помощь шаху, – ответил атаман.
Фому передернуло.
– А мы, посол, отговорили их. Зачем им ехать в Персию, зачем идти войной супротив султана, творить недружбу с ним?.. Они собрались в Астрахань, на Волгу, а мы сказали им: вы, братья-запорожцы, не спешите, турецкого посла бы с нами встретили? И вот они, гляди, встречают. Дело?
Увидя конных, Петро Матьяш и запорожцы пошли навстречу послу.
– Гей, хлопци! – крикнул Стороженко. – Здоровеньки був, Алеша Старой! Кого ты, атаман, на Дон везешь?
Старой громко ответил:
– Братья-запорожцы, везу турецкого посла Фому Кантакузина. Он едет к нам от самого султана Амурата в Москву, с делами важными к царю-батюшке. Встречайте посла лаской!
Все запорожцы наклонили головы, не торопясь повернулись спиной и поклонились Дону. Четыре тысячи задов приветствовали турецкого посла… А Петро Матьяпг стоял с пистолетом в руке и нагло глядел прямо в глаза Фоме.