– Как не знать! Ходили мимо Грузии в своих стругах да чайках.
– Ты панымаешь?.. Кахетия, Имеретия, Карталиния… Самцхе-Саатабаго!
– Не понимаю, – промолвил Старой.
– Зачем нэ панымаешь!.. Всю Имеретию и Саатабаго пожрал один шакал!
– Не понимаю! – проговорил и Татаринов.
– Зачем нэ панымаешь?.. Всю Карталинию и Кахетию пожрал другой шакал!
– Объясни получше, – сказал грузину атаман Каторжный. – Растолкуй!
– Зачем нэ панымаешь? Сафат Сафатович – один шакал! Турецкий Амурат – другой шакал! Два хищных шакала все скушали! Грузины храбро бились, их много полегло, но проклятые шакалы нас одолели.
– Ге! Брат грузин! Все поняли! – воскликнули атаманы. – Загадками ты нас попотчевал. Ты так бы и сказал сразу: персидский шах нещадно вас дерет, а турский султан вас пуще обдирает.
Грузин сказал, улыбнувшись:
– Теперь один шакал грызет другого шакала…
– Тебя-то как величают? – спросили атаманы.
– Георгий Цулубидзе.
– Вот что, Егор: казаки донские взялись все за ружья, да маловато пороху у нас, поисхарчились в битвах, – сказал Татаринов.
Грузин тотчас же заявил:
– Пороху, хотя б немного, пришлем из Грузии… – Он достал из-под полы сосуд с грузинским вином. Старое, доброе вино атаманам понравилось, развеселило их головы, разгорячило кровь.
Выпив вина, атаманы запели песню, а грузин, не зная слов, им подпевал:
– А доброе у тебя вино, брат грузин! – сказал Татаринов. – Нет ли у тебя еще такого вина в запасе?
– Вино есть! – ласково сказал грузин. – В Кахетии вина много.
– Кахетия далеко, – сказал Каторжный. – Ты бы нам тут достал такого вина.
Грузин полез в широкие штаны и вытащил оттуда синюю бутылку.
– Когда в Азов приеду, – сказал он, – то привезу вам вина столько, что хватит всем не только пить, а умываться. Не я один – еще Гергибжанидзе сказал: все исповедующие Христову веру грузины, смело сражаясь, нанесли большой урон своим врагам, но не одолели их. Султан и шах поделили Грузию между собой. Панымаешь?
– Как не понять! – сказал Старой.
В дверях кибитки крикнул казак, стороживший вход:
– Гей! Атаманы! Мурзы коней пригнали – четыре табуна, две тысячи! Куда коней девать?
Татаринов вышел, распорядился:
– Нечаев раздаст коней по росписи. Всех остальных коней гоните в табуны!
– Гей! Атаманы! – крикнул другой казак. – Вам жалобу прислал московский дворянин, Чириков Степан.
– От Степки Чирикова писано!
– Давайте жалобу сюда!
Нечаев вошел и, почесывая в затылке, хитро поглядывал на атаманов.
– Читай! – приказал ему Татаринов.
– «Всему Донскому войску…»
– Куда ж «Великое» девалось? – прервал его обиженно Татаринов. – Должно быть, памороки забило жалобщику. Читай, как величают!
– «Великого» тут не поставлено, – ответил Григорий.
– Читай, как я тебе сказал: «Великое» – дано государем. Проставишь сам.
– «…Всему Великому Донскому войску, – читал дьяк. – Всем атаманам и войсковому атаману Ивану Каторжному. Московский дворянин, холоп государя, царя всех царств: Владимирского, Московского и Новгородского, царства Казанского, Сибирского и Астраханского и всяких других преславных царств, холоп государя, царя и великого князя, всея Руси самодержца, прежних великих благородных и благоверных и богом венчанных российских государей-царей и от царского благородного племени, блаженные памяти царя и великого князя Федора Ивановича всея Руси и самодержца, холоп благоцветущей отрасли Михаила Федоровича Романова-Юрьева, сына Федора Никитича Романова…»
– Ну, господи! Понесло! Сколько там у тебя еще всяких титулов поставлено? – вскочив, спросил Татаринов. – Небось «холоп земли Донского войска» не проставил? А надо бы. Читай!
– «…Почто ж вы, атаманы, томите мя, яко разбойника, яко пса свирепого, сковав железами и посадив на цепь? Сижу я в Монастырском восемь недель и погибаю у вас голодной смертью. На просо посадили. Гулять мне не дают. Света не вижу божьего… Привез я вам на Дон царского жалованья… две тысячи рублей. А жалованья того вам… не отдал… Привез на Дон в донской посылке: сто пуд зелья
