Калаш-паша снова спросил:
– А не собираются ли донские казаки к Азову приступить?
– Проездом слыхали, что казаки пойдут на службу к персидскому шаху, счастья себе искать. На Волге зипунов им не добыть, – стрельцы побивают крепко. В Азов, люди сказывали, им никак не подступиться, тебя боятся! Башни для них – что пугало!
Калаш-паша самодовольно погладил бороду.
– А не пришли ли в помощь донцам запорожские казаки?
– Приход там большой есть. Много тысяч, сказывали.
Калаш-паша нахмурился и сразу отдал Васильеву таможенные выписки; отпускной лист он оставил у себя.
– А вы, купцы, не слыхали от казаков, когда в Москву отправился посол турецкий Фома Кантакузин? И не было ли ему какой задержки в Черкасске? Недоброе доносят беглые татары.
– Как же, слыхали. Посол поехал на Валуйки, в Москву.
– А дочь мою, Давлат, казаки не продали? Не говорил ли кто о ней?
– В Черкасске говорили казаки, что ждут от тебя богатый выкуп. На выкуп они будто согласны. Сочувствуем тебе; мы не знаем, чем помочь такому горю. Возьми от нас подарки, не побрезгуй.
Четыре казака вынули из мешка сто двадцать куниц («три сорока» – как тогда считали).
Калаш-паша просиял, глаза его жадно заблестели. Он принял подарки, поблагодарил Васильева и отпустил. Слуге, старому турку, он велел указать богатому купцу то место для отдыха, где останавливался Фома Кантакузин. И, чтоб турки не растащили товары и вреда купцам не сделали, велел коменданту приставить стражу к гостиному двору.
Васильев сказал смиренно:
– Твое высочество, мудрейший предводитель, начальник грозной, неприступной крепости, я недостоин спать в том месте, где спал когда-то посол его величества султана Амурата. Я буду спать на возу. Мне так сподручнее. И люди мои не станут бродить попусту по крепости.
Польщенный словами Васильева, Калаш-паша трижды кивнул головой.
– А стражи нам не надобно, – прибавил Васильев. – Ваших людей из крепости мы не боимся. Опасных людей и воров у вас, мы знаем, не водится.
Калаш-паша снова кивнул головой три раза и стал гладить пухлой рукой положенные перед ним меха.
Васильев вышел, сунул слуге куницу и шепнул:
– Утром принесу Калаш-паше подарки побогаче.
Караул у возов не поставили. «Купцы» сварили пищу и принялись есть. Но турки с ружьями опять пришли, потолкались и, выйдя из гостиного двора, закрыли ворота на запор.
– Пропали, братцы! – сказал Серапион. – Как мы вылезем?
– Да то нам на руку! – сказал Васильев. – Снимай с возов товары! Пусть казаки хоть кости поразомнут.
Возницы приумолкли.
– Почто ж вы не веселы? – спросил Наум. – Мы ж с вами в крепости. Сами же хотели счастья испытать.
– Не думали мы, что крепость столь грозная. Не выбраться нам отсюда, – сокрушались некоторые, немногие казаки.
Но только они стали развязывать возы, как ворота гостиного двора снова раскрылись. К возам подошли турки с ружьями.
– Аллах велик! Акча барабыз! – тихо обратились они к Васильеву, вымогая деньги.
– Экое у вас бесстыдство! – смело сказал Васильев. – Одному дал деньги, другому дал, подарки снес. Я вот пойду к Калаш-паше, – пригрозил он по-турецки, – и расскажу ему, что его люди – воры! Он живо вас проучит. Он не одну срубленную башку поднимет над крепостью, тогда не будете вымогать – «акча барабыз».
Турки мигом метнулись от возов и закрыли ворота, но от ворот не ушли.
– Поесть, идолы, не дадут! – сказал Серапион.
Так и остались возы неразвязанными до утра. Турки поглядывали отовсюду. Казаки совсем приуныли. А те, которые лежали в возах под товарами, начали уже задыхаться. Они все чаще стали подавать голос:
– Доколе ж нам будет эта мука? Господи!..
– Воды бы испить! Любую бы смерть приняли на воле.
– Потерпите, казаки, – уговаривал их Наум. – Не выдайте, братцы! Терпите!
Терпели казаки всю ночь.
Утром Наум опять пошел к Калаш-паше с четырьмя казаками. Понес он подарки: сафьян, парчу, малый бочонок меду, «три сорока» лисиц, сорок аршин холстов и сукон.
Калаш-паша все взял и в знак особой милости повел атамана Наума Васильева на Азовскую стену.