собой на глазах властей.
Отагуро молчал. Наконец старший по возрасту Уэно задал вопрос и узнал, что их намерения, ни одно, ни другое, не получили одобрения богов.
Боги не позволяли им действовать, однако это не поколебало общей воли посвятить свою жизнь стране и императору. Они решили горячо молиться и ждать, когда боги изменят свою волю, а пока поклясться перед алтарем в том, что посвятят жизнь общему делу: все вернулись в молельню, сожгли перед алтарем бумагу с текстом клятвы, бросили пепел в воду из священного источника и один за другим выпили ее.
Слово «Союз» в названии «Союз возмездия» употреблялось в отношении сельских общин Кумамото, местных организаций, в которых воспитывался самурайский дух, такие, например, как «Союз Цубои», «Союз Ямасаки», «Союз Кёмати».
Патриотов, последователей Оэна называли «Союзом возмездия» не только поэтому. Когда в 7-м году Мэйдзи[27] в префектуральном управлении устраивался экзамен на право занимать должности священнослужителей, члены этой партии, словно сговорившись, на письменном экзамене отвечали: «Когда людские души исправятся и будет процветать монархия, то, как во времена давнего монгольского нашествия, придет возмездие — поднимется вдруг божественный ветер и выметет чужеземцев», и чиновник-экзаменатор в изумлении окрестил их «Союзом возмездия», отсюда и пошло.
Среди патриотов и молодежь, вроде Цугуо Томинаги, Томоо Ногути, Вахэя Ииды, Сабуро Томинаги, Микао Касимы, даже в быту своим поведением выражали дух партии: ненавидели грязь, страдали от новшеств.
Томоо Ногути, узнав, что телеграф попал в Японию из Западной Европы, решительно отказывался проходить под телеграфными проводами. (Кстати, телеграф появился в Японии в 6-м году Мэйдзи.)
Постоянно посещая гробницу князя Сэйсё, Ногути делал большой крюк, чтобы не проходить под проводами, а если уж не было обходного пути, то раскрывал белый веер и прикрывал им голову. Обычно он держал в рукаве соль: встретив буддийского монаха, человека в европейском платье или похоронную процессию, рассыпал соль, совершая очищение, в этом сказывалось влияние, которое оказывало на молодежь произведение «Драгоценный шнур» Ацутанэ, которое, по слухам, любил читать даже Масахико Фукуока, среди партийных вождей более всех не терпевший книг.
Или Сабуро Томинага: когда он продал право на дополнительное жалованье, деньги за это он получил в управлении префектуры Сирокава в бумажных ассигнациях, и Сабуро, которому не доводилось прежде касаться пальцами бумажных денег, созданных по образу грязных европейских, нес их, зажав палочками для еды.
Учитель Оэн любил грубоватость молодых людей. Многие из них не были столь уж утонченными: восхищаясь луной над полями у реки Сиракавы, они думали, что луна этой ночи — последняя из лун, которую они видят в этом мире, любуясь цветущей сакурой — считали, что это последняя в их жизни сакура. И читали друг другу строчки стихов патриота из Мито Итигоро Хасуды «Держа меч и глядя на луну, я каждый раз думаю: когда-нибудь она взойдет и над моим мертвым телом». По учению Оэна, в царстве теней нет жизни и смерти, а в этом мире жизнь и смерть возникли по воле первой божественной пары бога Идзанаги и богини Идзанами. Однако человек — дитя богов, а потому, если он не будет грешить душой и телом, примет богов и старую мораль, будет честным, чистым, праведным, то, перейдя границу смерти и разрушения тела, он сможет подняться на небо и стать богом. Наставник Оэн возглашал «След парящей в небе белой птицы, невидимый, остается в этом мире».
В феврале 7-го года Мэйдзи случился мятеж в Саге — партия сторонников вторжения в Корею взялась за оружие. Солдат из гарнизона Кумамото тоже послали на усмирение, в крепости на какое-то время осталось около двухсот человек. Отагуро полагал, что такой случай нельзя упускать.
В душе Отагуро уже созрел план того, как полностью изменить вредную политику власти. Конкретно этот план предполагал создание добровольческой армии для очищения императорского двора и установления монархии, начинать же следовало с атаки гарнизона в Кумамото, потом собрать в крепости сторонников, снестись с единомышленниками в других районах и большой армией двинуться на столицу. Первым шагом было нападение на гарнизон. Заговорщики должны были использовать редкий момент — отсутствие солдат.
И тогда Отагуро во второй раз путем гадания пытался выяснить божественную волю.
Отагуро, как и прежде, после нескольких дней поста, явился к алтарю и, поводя священным шестом, напрягая все силы, совершил действо.
На этот раз не было раскаленной летним солнцем тьмы. В главном храме тело охватывал холод ранней весны. Наступил рассвет: с заднего двора донесся крик петуха. Крик, огненной молнией разорвавший утренний сумрак. Душераздирающий крик. Он напоминал кровь, хлынувшую из разодранного горла ночного мрака.
Хирата Ацутанэ очень много писал об осквернении смертью, по поводу же осквернения кровью он ограничился несколькими замечаниями, связанными с потерей крови. Боги примут кипение чистой крови, той, которая очистит императорский двор. Молитва Отагуро была расцвечена сиянием карающих мечей и видениями летящей во все стороны крови. Что-то чистое, честное, справедливое синей полосой далекого моря утвердилось в тех, кто платил своей кровью.
Пламя лампад, горевших на алтаре, колебалось от залетавшего со свистом утреннего ветра. Дуновение воздуха, поднятое священным шестом, которым поводил Отагуро, почти задуло язычки. Боги смотрели испытующе. Смертным было недоступно, чем боги мерят их поступки. Что выпадет, чем закончится гадание — ведомо только богам.
Отагуро снял бумажный шарик, прилипший к священной полоске, развернул его и прочитал у огня: «Не дозволено»…
Патриотам из «Союза возмездия» не были чужды чувства или юмор. Молодые люди жаждали принять смерть, но их повседневная жизнь была такой же, как и у обычных людей их возраста.
Харухико Нумадзава был необычайно силен физически: знал разные виды борьбы; как-то он толок во дворе рис в ступе, и хлынул ливень, так он сгреб ступу и пестик, втащил их в дом и продолжал свое занятие.
Хиронобу Саруватари обожал свою двухлетнюю дочь Умэко, — вернувшись как-то вечером под хмельком, он положил рядом со спящей девочкой бутылочку для сакэ и прошептал: «арбуз, арбуз»; сонная Умэко, которая очень любила арбузы, погладила бутылочку. Жена Саруватари — Кадзуко со смехом заметила: «Всегда говорите, что нельзя обманывать даже детей, а сами…», так Саруватари, раскаявшись, бросился не в сезон искать арбуз, купил и принес Умэко.
Кисоу Онимару, большой любитель выпить, когда-то вместе с Хиконари Каваками провел за государственное преступление год в тюрьме, в передачи ему клали мороженый соевый творог тофу, залитый сакэ. В новый год он просил передать побольше, и когда надзиратель сказал, что от деревянной коробки слишком уж шибает сакэ, ответил ему, что мороженый тофу варят в сакэ.
Еситаро Тасиро был почтительным сыном: врач рекомендовал его отцу есть говядину, и Тасиро каждый день отправлялся на скотобойню в Камикавару покупать отцу мясо, к которому члены «Союза возмездия» питали наибольшее отвращение, как к чему-то скверному. Однако в лето восстания, когда отец решил его женить и, не посоветовавшись, уже подыскал невесту, Ёситаро со слезами на глазах отказался. Ведь в душе он уже решил умереть.
Томоо Ногути был по природе честным человеком, литературу не жаловал, но зато был настоящим воином, особенно преуспел в стрельбе на скаку из лука: каждый год весной и осенью на смотрах военных искусств, проводимых в дворце владетельного князя, он попадал в цель сто раз из ста, ни разу не промахнувшись.
И еще он всегда держал обещание: как-то в разговоре его собеседник посетовал, что не приобрел редьки и остался без солений, так в ту же ночь Ногути стучал в ворота его дома, притащив вместе с младшим братом кадку литров на семьдесят с маринованной редькой.
