бывший до этого обычным охотником, придумавший… ладно, выдвинувший такую теорию, не является дураком. Далеко не дураком. Отсюда следует вопрос: чего он хочет? Не движет ли им какое-либо чувство, которое может помешать нашим замыслам? Всё-таки он потерял руку, и это нельзя сбрасывать со счетов.
— Вы имеете в виду месть? — уточнил Птунис. Глава Совета кивнул.
— Третье, — продолжил он. — В истории нашей планеты религиозные течения имели огромное влияние на жизнь всего общества в целом. Огромнейшее. И этим ни в коем случае нельзя пренебрегать. Именно поэтому я и привёл вас сюда и хочу, чтобы вы сегодня же поговорили с Бердисом. С вашими способностями мы сможем выяснить, что на самом деле им движет. И либо он станет помогать нам в борьбе против рыб, и это будет весьма мощной поддержкой, либо… В противном случае нам надо будет срочно предпринимать какие-то меры. С религией не шутят, а когда она становится верой, о, тогда дела могут приобрести невероятно серьёзный оборот.
— Давайте завтра, а, — потянулся Птунис. — Меня ждёт моя женщина, а от того, поговорю я с ним сегодня или нет, ничего не изменится.
Но Заргис был непреклонен:
— Сегодня. Порой даже день имеет решающее значение.
— Но не могу же я подойти к нему во время этого… мероприятия. Он всё-таки делом занят.
— Надо подождать, — согласился Заргис.
Они прождали час. Отправление культовых мероприятий продолжалось. Заргис с Птунисом присели в углу, откуда и наблюдали за происходящим.
— Послушайте, Заргис, — произнёс Птунис, — а может, Бердис не такой уж умный, как вы себе вообразили. И он просто прочитал кое-что в рукописях, после того как мы открыли архив, и переработал прочитанное под себя и для колонистов. А в его желании создать новую церковь нет ничего необычного. Просто он хочет помочь людям, многие из которых не до конца поняли все происходящие с ними и с колонией перемены. И следовательно…
— …вам необязательно торчать здесь столько времени, чтобы поговорить с ним, — закончил за него Заргис. — Подождите ещё немного, Птунис, он должен скоро закончить. Успеете вы ещё к своей женщине. Время есть.
— Время-то есть, — проворчал Птунис, — но его мало. И оно утекает гораздо быстрее, чем вам кажется.
Наконец песнопения закончились. Птунис вздохнул с облегчением, надеясь на скорейшее завершение, но не тут-то было. Верующие стали один за другим подходить к Бердису и о чём-то беседовать с ним. Похоже, что они собирались подойти к нему все, потому что посреди зала выстроилась очередь, в которой находилось не меньше сотни колонистов. Птунис с Заргисом переглянулись.
— Ну уж нет! — возмутился Птунис. — Теперь-то я точно ждать не буду! Да их здесь полторы сотни, когда ещё он их всех выслушает! Всё, я ухожу, — решительно сказал он, — но завтра, обещаю, обязательно переговорю с Бердисом, и даже подслушаю его мысли, если уж вы так этого хотите.
Заргис закряхтел, но возражать не стал, понимая, что теперь Птуниса уже не остановить.
— Жаль, конечно, — пробормотал он в спину уходящему Птунису, — но кажется мне, что этот разговор просто необходим был сегодня. Мало ли что может завтра произойти.
Когда за ушедшими хлопнула закрывшаяся дверь, родоначальник новой церкви обернулся. Что-то мелькнуло в его глазах, что-то такое, чего не смог бы понять даже Заргис, а Птунис — заметить. Затем Бердис вновь повернулся к своей пастве лицом. Служба продолжилась.
40
Птунис вздохнул. Ладно, хватит сидеть. Сиди не сиди, а решения уже не изменишь. Кстати, не только его личного решения, а утверждённого на Совете Ружаш. И тянуть время незачем, ведь ты же сам прошёл весь этот путь, чтобы только обзавестись союзниками. Вот только так не хочется этих самых союзников сейчас вызывать.
Птунис вздохнул ещё раз и решительно протянул руку к наушникам. Он пристроил их на голове, повертел ручки, рычажки, один из которых поставил в положение «максимум». А затем, замерев на мгновение, бросил в строго определённую точку пространства чётко сфокусированную мысль: «Всё готово. Надо начинать».
И через какое-то время ещё раз. Почти сразу же после этого пришёл ответ: «Я слышу. Начинаем».
Птунис осторожно снял наушники и положил их рядом с прибором Питриса. Вот и всё. Теперь уже ничего нельзя изменить.
Вскоре его армия выйдет из колонии в очередной раз. Но он очень надеялся, что этот раз станет последним. И война, наконец, закончится. Впрочем, эта надежда жила в его сердце перед каждым сражением.
Чтобы преодолеть расстояние, на которое он затратил целых два дня, каларам понадобится несколько часов. Поэтому, чтобы избежать ненужных жертв, надо будет вывести людей в определённое время. Но опоздать тоже нельзя. Здесь всё будет зависеть только от него.
Бойцы уже были готовы и ждали лишь его сигнала. Птунис не торопился. Он попрощался с Заргисом, который специально для него практически ночью открыл свой кабинет и знаменитый сейф, а затем медленно направился в сторону Кормушки.
Здесь сосредоточилась резервная полусотня Алманиса, которая должна будет выжидать удобного момента для удара, если наступит критическая ситуация. Птунис молил всех богов, о которых ему вчера так кстати (или некстати) напомнили, чтобы этот момент не наступил никогда, и ему хватило основного отряда, который готовился к сражению в загоне. Последние наставления, и он покинул Алманиса. Теперь — в загон.
Бойцы основного отряда последний раз проверяли оружие, подгоняли костюмы, маски и шлемы. Двадцать человек в полусотне Норши были вовсе без защитных шлемов. Перед боем Заргис сделал им инъекцию своего нового препарата против внушения. Теперь Норша и её десятники должны были следить за их состоянием и в случае, если препарат не подействует, срочно выводить этих людей из боя.
Когда Птунис вошёл, смех и разговоры смолкли. Перед этим он некоторое время наблюдал из коридора за своими людьми и заметил, что многие новобранцы нервничают. И он прекрасно понимал их. Поэтому, выйдя на открытое пространство, Птунис широко улыбнулся и спросил:
— Ну что, наколем сегодня рыбку на наши остроги?
Это была фраза, с которой погибший Горкис традиционно обращался к выходящим на промысел охотникам. Старого смотрителя не стало, и это его изречение стало понемногу забываться, но не всеми. Как оказалось, сам главнокомандующий его прекрасно помнит.
Бойцы оживились, задвигались.
— Конечно наколем, и не одну! — сразу же поддержал его Радис. — И головастиков наколем, — подмигнул он окружающим его колонистам, явно намекая на филий, — и остальных тупых, но очень жирных рыб!
В толпе кто-то засмеялся.
— Я очень надеюсь, что сегодня будет хорошая добыча, — улыбнулся Птунис, — но головастики меня устроят больше. Помните, чем меньше их останется, тем проще будет жить нам. Ну а если, — лицо его внезапно сделалось чересчур серьёзным, — дела у нас пойдут туго, мы бросим в бой наших берсерков (так в шутку назвал Радис колонистов, которым сделали перед боем инъекцию от внушения филий, и название это сразу же прижилось), — он обернулся в сторону двадцатки подопытных, — и они порвут всех рыб голыми руками.
Теперь смеялись уже многие. Колонисты из других десятков стали подшучивать над своими товарищами, впрочем, абсолютно беззлобно. Те лишь смущённо улыбались и переглядывались.
— А знаете, как я убил свою первую филию, когда ещё никто слыхом не слыхивал ни про защитные
