— Ты ничего не скрываешь?
— Ничего.
— Так ты сходишь в школу? — спросил отец.
— Как я могу? А кто с папой останется?
Отец вздохнул и сказал, чтобы Джехангир передал учительнице, что придет в четыре тридцать.
…Каблучки мисс Альварес громко простучали по пустому классу, когда она сошла со своего возвышения и протянула ему руку.
— Прошу прощения, что оторвала вас от дел, мистер Ченой, но вопрос весьма серьезный.
Ее наружность убедила его в том, что уж слишком серьезным вопрос не окажется — она до того хорошенькая! Йезаду вспомнились школьные годы — в те времена еще не придумали брать на работу таких прелестных учительниц. В его времена в Св. Ксавьере учительствовали суровые мужчины с именами типа мистер Лобо, мистер Маскареньяс и мистер Монтейро, большеусые блюстители дисциплины. Никаких тебе Хелен Альварес…
Джехангир болтался в коридоре, и учительница позвала его в класс.
— Мне все еще трудно поверить, что лучший из моих учеников связался с этой компанией, — неохотно приступила она.
Йезад усмехнулся: интересно, какую шкоду затеял этот молодняк, хотя отчасти ему понравилось, что у Джехангир есть своя компания. Нельзя быть маменькиным сынком. Детские годы, школьные годы неполны, если подрастающие безобразники не попадают в какие — то истории. И он таким был, и в его школьные годы…
Да и классы все такие же. Через плечо мисс Альварес видны ряды пустых парт, пахнет мальчишеским запахом пота, чуть-чуть мочой, какими-то дешевыми лакомствами… Вечный запах, заполняющий класс с плотностью мебели.
Внезапно Йезад почувствовал себя подростком. Память заполняла парты знакомыми лицами. Счастливые дни, когда школьная неделя была целой жизнью, богатой событиями и переживаниями. За неделю чужаки могли превратиться в близких друзей, можно было победить или проиграть битву, приобрести целое царство — потому что время действовало совсем по-другому тогда. Как медленно сменялись времена года, вечность проходила от одного сезона дождей до другого, небеса изливались нескончаемым дождем, единственной радостью была надежда на нежданные каникулы, если вдруг затопит улицы. А если такое случалось, тебя обязательно предупреждали держаться подальше от края тротуара, потому что каждый год дети падали в водостоки, не закрытые люками: люки крали и продавали как металлолом. Автобусы и машины, по кузов в воде, выглядели странными кораблями, пролагающими себе пути по городскому морю. А когда приходилось брести чуть не по пояс в опасных водах, полных ила и мусора, притворяясь, будто это волны Амазонки, в которых может скрываться анаконда! Проявляя немыслимую отвагу, совершая неслыханные подвиги, выбираешься наконец на высокое место, а дома попадаешь в цивилизацию-горячий чай, бутерброды и каникулы…
— Вы понимаете, мистер Ченой, что дело касается самого важного для меня проекта, — говорила мисс Альварес.
Услышав свое имя, он рывком вернулся в настоящее — учительница рассказывала о проверке домашних заданий. Конечно, Джехангир ведь объяснял ее идею на дне рождения Наримана. Всего четыре месяца назад… а кажется, будто так давно…
Он кивнул с озабоченным видом:
— Очень интересно.
— И я возлагала такие надежды на класс. Но теперь я вынуждена приостановить проект. Видите ли, трое учеников, не выполняя заданий, платили деньги контролеру, чтобы получать хорошие оценки.
Джехангир вперился взглядом в отцовские ботинки, в собственные, в туфельки мисс Альварес, оставляющие открытыми пальцы, каждый из которых заканчивается прелестным рубинчиком. Но потом слезы размыли картину, и рубины превратились в один длинный темно-красный мазок.
Йезад все изображал сожаление и осуждающе покачивал головой. Он силился понять, при чем тут Джехангир. Платить за оценки он не мог, у него нет денег, к тому же он аккуратно выполнял все домашние задания, и он же контролер…
Но в уме уже зарождалось подозрение.
— Вы поймали эту троицу?
— Да. И контролера, который брал деньги. — Она обняла за плечи своего ученика, жестом и указующим, и защищающим его.
Йезад поднял брови, взглянул на сына, потом на нее.
Она печально кивнула:
— Не знаю, что сказать.
Теперь его тошнило от школьного запаха. Он снова взглянул на сына, ожидая объяснения. Но Джехангир не отрывал глаз от обуви.
— Я тоже была в шоке, когда узнала, — проговорила мисс Альварес. — Меня поразили не те три жулика.
Она покраснела, употребив это слово.
— Я хочу сказать, они все равно не учатся, их учеба не интересует. Это дети из богатых семей, родители считают, что за деньги можно все в жизни получить. Но Джехангир всегда был моим золотым мальчиком.
Она помолчала.
— Когда я узнала, что он каждую неделю собирает с них шестьдесят рупий, по двадцать с каждого, я до того расстроилась…
Шестьдесят. Она сказала «шестьдесят». Йезад больше не слушал. Шестьдесят рупий — вот разница между тем, что клал в конверты он и что обнаруживала Рокси.
— …Мне хотелось заложить жизненную основу для детей, сделать честность постоянной чертой их характера. Чтобы, став взрослыми, они могли противостоять коррупции. В особенности те из них, кто потом пойдет в политику или в административную службу. Но оказалось, что зло поразило их уже в классе. Как же надеяться на улучшение положения страны?
Йезад пробормотал, что страшно сожалеет о случившемся, обещал, что поможет Джехангиру извлечь урок из этой истории.
— Я сегодня утром проснулась с мыслью, что мне надо отказаться от учительства, — сказала мисс Альварес. — Какой в этом смысл, спрашивала я себя, если мой лучший ученик может поддаться соблазну?
— Вы не должны оставлять школу, мисс Альварес! Вы замечательная учительница, Джехангир так много рассказывает дома о вас и о том, как он вас любит. Он говорит, что вы самая лучшая учительница в школе.
Джехангир заплакал, сначала потихоньку, потом в голос. Он рыдал так, что у него дергались плечи.
— Простите меня, простите, — шептал он учительнице.
Она улыбнулась:
— Думаю, что останусь учительницей. И надеюсь, что эта ужасная ошибка многому научит тебя.
Йезад заверил мисс Альварес, что дает слово: больше ничего подобного никогда не произойдет. Она ответила, что было бы прекрасно, если бы все родители проявляли такую готовность к сотрудничеству, и поблагодарила его за приход.
* * *
Ожидание было мучительным. Хотелось, чтобы поскорее наказали его, высказали ему свое негодование. Но происходит совсем другое — отец держит руку на его плече, говорит: ничего, Джехангла, не волнуйся; мать обнимает, приговаривая: бедное мое дитя, совсем как взрослый страдает! Уверяет, что во всем виновата она, не надо было показывать ему конверты, не показала бы, он бы и не увидел, как мало у них денег.
И все. Не обругали, не побили. Это оказалось хуже всего.
Потом начали ссориться, искать виноватых, где их нет. Слышать, как родители обижают друг друга
