Он продолжал распространяться на эту тему, но Роксана не слушала — ей пришло в голову, что раз потолки в таком состоянии, то их незачем оберегать от рук Эдуля. Хуже ведь не станут.
Роксана вдруг подумала, что идея не так уж и плоха: пусть он расчистит потолки, залатает как сумеет, чтобы хоть ничего не обрушилось. Ну останутся неровности и трещины, так что? Эдуль же денег не берет, по крайней мере, папа сможет вернуться домой. Но прежде надо уговорить Куми.
— Если ты уверен, — сказала Роксана, я могу рассказать Джалу и Куми о твоем любезном предложении.
— На сто процентов уверен, — подтвердил Эдуль.
Крикун на первом этаже умолк, видимо расставшись с надеждой на лифт. Эдуль спросил, не подняться ли ему в квартиру вместе с Роксаной.
— Я мог бы сразу оценить объем работ и прикинуть приблизительную стоимость материалов.
— Лучше я сначала сама поговорю с ними. Это им решать, могут ли они просить тебя о таком серьезном одолжении.
— Пустяки, — возразил Эдуль, возвращаясь в лифт. — Какое одолжение?
Лифт пошел вниз, но до ушей Роксаны донесся голос Эдуля:
— Работа доставляет мне удовольствие.
— Куми! К нам Рокси в гости пришла! — радостно воскликнул Джал. — Заходи, Рокси, заходи!
Он за руки потянул ее в прихожую и крепко обнял. В глазах его читалась радость и облегчение оттого, что пришел конец разладу между ними.
— А почему ты одна, где Йезад?
— Он еще на работе.
Роксана видела, как он просиял при ее появлении, будто она выключатель повернула. Радость брата растрогала ее.
— Куми, где же ты? — звал Джал. — Рокси пришла!
— Чш-ш, — послышалось из комнаты Куми; из-за двери на миг показалась голова, покрытая белым молитвенным покрывалом.
— Ох, прости, — пробормотал Джал.
Через несколько минут сестра вышла в гостиную.
— Ты что так разволновался, можно подумать, королева английская в гости зашла.
— Кто? Кто ты подумала? Нет, это наша Рокси!
Куми постучала по слуховому аппарату в его кармане.
— Опять не работает?
Женщины легонько обнялись и соприкоснулись щеками.
— Как папа? — спросила Куми.
— Все так же. Все спрашивает насчет квартиры, начался ли ремонт. Я говорю, скоро, папа, скоро начнется. Он огорчается. Понимает, что мне нечего ответить.
Муки совести отразились на лице Джала. Он заломил руки, безмолвно взывая к Куми, потрогал слуховой аппарат.
— Не работает эта штука, — сказала Куми. — Сходил бы новые батарейки купить. А я тебе потом расскажу все, что узнаю от Роксаны.
— Не нужно, он работает. — Он перестал дергаться.
— У папы день на день не приходится, — продолжила Роксана. — Плохо, что таблетки кончаются раньше, чем приходит его пенсия.
— Мы бы рады помочь с деньгами, — вздохнула Куми, — но на папином счету пусто, а биржа сейчас ничего не дает — спроси Джала, он тебе расскажет.
— Ну, хватит о моих бедах, — сказала Роксана. — Что у вас? Как вы живете?
— Как видишь: погрязли в проблемах. В штукатурке и в пыли.
— Все пытаемся найти подрядчика.
— Больше не обваливается? Все держится? Хорошо.
И прикусила язык. Сарказм не лучший способ выполнить миссию примирения.
— Кстати, чтоб не забыть. Угадайте, с кем я столкнулась внизу. Мне повезло — встретила Эдуля Мунши.
— Повезло? — усмехнулась Куми. — Да это проклятие — напороться на него!
Джал засмеялся, довольный дружелюбным тоном сестры.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — улыбнулась Роксана. — Но он спросил, что с потолком, и вызвался бесплатно привести его в порядок.
— Ясное дело! — фыркнула Куми. — Да он сам готов заплатить за возможность повозиться в чужой квартире! Жена не разрешает ему ни к чему притронуться у них.
— Он не мастер, а клоун, — хихикнул Джал, — шел бы в цирк со своими инструментами.
— Я именно так и отреагировала сначала. А потом подумала: денег на ремонт ни у кого из нас нет. Если он хоть оштукатурит потолки заново, и то лучше станет.
— Да с ним страшно связываться! Когда он вкручивает лампочку, во всем доме отключается энергия. И ты хочешь, чтобы он делал у нас ремонт?
— Вам выбирать, — пожала плечами Роксана.
В комнате опять почувствовалась напряженность. Неожиданно заговорил Джал:
— А мне нравится эта мысль. Собственно, отчего не дать Эдулю…
Куми резко повернулась к брату, и тот смолк в ожидании отповеди. Но отповеди не последовало.
«Верно, — думала Куми, — пусть Эдуль возьмется за ремонт. Чем плохо-дать идиоту хорошенько напортить? С его страстью затягивать всякое дело, чтобы продлить себе удовольствие, папино возвращение затянется до бесконечности. И мне больше не нужно будет придумывать оправдания бездействию. Эдуль станет замечательным, ничего не подозревающим сообщником».
КАПУР ПРЕДОСТЕРЕГАЮЩЕ поднял палец и указал на циферблат часов:
— Который у нас час? Все. Больше никаких «мистеров».
Он всмотрелся в лицо Йезада.
— В последние два дня вы как будто чем-то подавлены. Что не так?
Йезад пожал плечами:
— Наверное причина во всем, о чем мы раньше говорили… и эти старинные фотографии… Вы обратили меня в свою веру. Я пришел к выводу, что порядочный человек — такой, как вы, — должен заниматься политикой. Иначе нами будут управлять одни жулики и мерзавцы.
— Забавно, — невесело усмехнулся Капур. — Мы поменялись ролями: теперь я повторяю ваши слова, а вы мои. — Он вздохнул. — Хотел бы я, чтобы у меня был выбор.
— Выбор всегда есть.
— Но на первом месте семья, Йезад, и вы это знаете. Жена напомнила мне, что сначала надо позаботиться о близких, а потом уже об обществе. К тому же у меня давление, и эти деньги в чемоданчике — я с ней согласен, они не должны уйти на выборы.
Взяв Йезада за руку, Капур повел его в свою каморку.
— Напрасно вы так расстроились. Мне поначалу тоже казалось, что это правильно. Но теперь с этим покончено.
— Но вы говорили, что это ваш долг.
— О да. И мой, и каждого члена общества. Я такой же, как все, ничего особого нет во мне. Но я осознал, что в данном случае исполнение долга не имеет смысла.
— То есть?
— Подумайте сами, долг в чистом виде не связан с результатом. Ну, становлюсь я советником муниципалитета, борюсь за правое дело-и что в результате? Удовлетворение от сознания исполненного долга. Я исполнил свой долг. Что же касается Бомбея, то ничего не изменилось. Никому не дано отвести назад стрелки часов.
Йезад не верил собственным ушам. Капур сделал поворот на все сто восемьдесят градусов.
— Так что, — продолжал Капур, — нам остается только рассуждать о могилах, червях и эпитафиях.
