Я до сих пор не могла привыкнуть к новой резкой Джей, обладающей, тем не менее, знакомым мне благоразумием, которая явилась результатом совместных усилий Гейба и Кейси. Спустя несколько недель я услышала звонок.
Тот, которого я так страшилась.
Мой редактор Стив Каркарт очень хотел поговорить. Я была уверена, что он намерен меня уволить.
Я как могла избегала созваниваться с ним, потому что дела шли слишком уж блестяще, если учесть сложившиеся обстоятельства. Несколько раз я ощутила обжигающую боль в бедре, щелчки в коленях, появились нарывы, но незначительные, во всем же остальном я чувствовала себя прекрасно. Самое главное, что Кара и я вдруг обрели друг друга, и наш мир напоминал мне хрустальный шар. Мы вместе ходили на занятия балетом, а затем непременно заходили в кафе. В магазинах мы примеряли туфли и подбирали к ним кошельки и сумочки, которые не могли себе позволить. Она призналась мне, что в отличие от Джастин, еще не познала радостей земной любви. Я призналась ей в ответ, что очень рада этому, пообещав подарить ей пятьсот долларов, если она отложит это «событие» до окончания школы.
— Пятьсот долларов, — пробормотала она. — Очень неплохо.
— Это стоимость билета в Париж и обратно в непраздничный сезон, — уточнила я.
— Отложить что, мама? Все? Или кое-что? — спросила она меня.
Я вспомнила о своем желании увидеть своего, возможно, навсегда потерянного мужа.
— Пожалуй, кое-что, — ответила я. — Кара, французский поцелуй не возбраняется. Но не более, иначе это может привести к болезни или к беременности.
— Я подумаю, — серьезно проговорила она. — Но разве я не стану предметом насмешек, если на выпускном вечере окажется, что я все еще девственница?
«Ну и дела», — подумала я.
— Это случается не так уж редко, малышка, — сказала я. Гейб бродил как потерянный — так сильно ранила его сердце
Тиан. Он не скрывал того, насколько ему легче жить без обязанностей взрослого. Я проводила за компьютером много времени, прячась за ним, как за яркой ширмой, и наблюдая, как Гейб глядит на Тиан, которая увлеченно смотрит телевизор. Ее веселило и забавляло все, от странных реалити-шоу до повторов скучных сериалов. Он изредка касался ее густых черных волос, словно они были некой священной реликвией. Она небрежно похлопывала его по руке, слишком захваченная очередной серией фильма, чтобы ответить ему с такой же нежностью. Тиан переместила Гейба в школьной иерархии на самый верх, так как была очень красивой. Гейб отрывал от нее взгляд только для того, чтобы посмотреть на нее снова уже через секунду. Но все же, в его жизни были и другие развлечения. Когда папа Штейнер приехал из Флориды (к счастью, он попал к нам в то время, когда я все еще хорошо себя чувствовала, и я не смогла доверить ему свой секрет), он пригласил Люка и Гейба выбраться на гольф (посреди зимы) и угостил их бренди. Люк околачивался в нашем доме каждый день. Не желая становиться объектом жалости из-за Лео, я часто встречалась с матерью Люка, Пэг. Когда она пробормотала что-то о долгом отсутствии Лео, я сказала ей, что он пробуется на роль ведущего программы о путешествиях.
Молчание Лео уже никто не воспринимал как странность. Только ночью я вспоминала о том, что он так и не позвонил. Ложась в нашу постель, я особенно остро ощущала свое одиночество, но улучшение состояния моего здоровья было для меня таким неожиданным и щедрым даром, что я не смела, жаловаться даже самой себе. Лео мог бы приехать, но он не приехал. Я бы его увидела и снова полюбила. Или нет. Моей целью стало избавиться даже от мыслей о Лео и о его возможном участии в моем выздоровлении. Мне пришлось сделать то, что мужчины делают сплошь и рядом, — свернуть свою обиду до размеров носового платка и спрятать ее в карман. Если я сумею это сделать, то смогу справиться и с болезнью, и с детьми, и с собой. Рассеянный склероз плюс я, плюс необходимость экономить, плюс постоянный подсчет, минус Лео — в сумме давало, новою Джулиану. Я знала, что должна сосредоточиться на своей работе, детях, финансах и на себе.
В середине недели Стив оставил второе сообщение.
На этот раз я не могла не позвонить ему.
— Джиллис! — добродушно воскликнул он и немедленно начал охоту. — Мне надо встретиться с тобой. В три нормально?
У меня на час дня была запланирована речь в женском клубе. По крайней мере, это означало, что я буду в другой одежде. Я уже который день не снимала шорты Лео и толстовку, которую хранила еще со времен колледжа. Когда я держала трубку, то заметила, что моя левая рука дергается, словно рыба на удочке. Я знала, что стресс может вызвать приступ (все, что касалось рассеянного склероза, должно было предваряться оговоркой «может быть»). Я старательно выговаривала слова, как будто расставляла магниты на дверце холодильника. Мне нужно было сказать «хорошо», а не «горячо». Я произнесла:
— Хорошо, Стив. Ты собираешься заменить мою рубрику комиксами?
— Конечно, — ответил мой босс. — Не буду обманывать. Так, шутки в сторону. Нам надо встретиться и поговорить. Если не сегодня, то…
— Сегодня вполне подходящий день, — сказала я ему.
Положив трубку, я подумала: что может принести предстоящая встреча? Так или иначе, но перспективы мне виделись весьма грустные. Я стала перебирать разные варианты, но они смешивались у меня в голове, и я отчаянно пыталась сосредоточиться, как будто отбирала ингредиенты для супа. Хорошо, хорошо. Они решили прибегнуть к услугам независимого журналиста, которого пригласили в штат. У них появилась новая кандидатура на мое место. Они вздумали изменить рубрику и превратить ее в «Он и Она», когда на один вопрос отвечают мужчина и женщина. Однако я все еще могла рассчитывать на свои скромные двадцать две тысячи годового дохода, если сумею удержаться на плаву и заниматься выступлениями в клубах, составлением рецензий и участием в выставках цветов.
— Но я не могу рассчитывать на то, что смогу все время ходить по выставкам орхидей, — сказала я, не осознавая, что еще не закончила разговаривать по телефону с редактором.
— Что? — проблеял Стив на другом конце провода.
— Это ребенок зашел в комнату.
Было девять утра. Бог ты мой, наверное, Стив решит, что я сошла с ума. Даже Аори была в детском саду.
— Извини. Я приду сразу после того, как выступлю с речью в клубе…
— Годится.
Мы попрощались.
Я медленно опустилась на холодную плитку пола в ванной комнате и начала восстанавливаться, как меня учил доктор.
Психотерапевт, к которой меня отвела Кейси (я побывала у нее всего дважды), научила меня принимать ситуацию «как она есть» (в моей жизни таких ситуаций до сих пор не было, поэтому для меня это был «свежий старт»). На первой же встрече Джанет сказала: «Главное — не думать, что ситуация не изменится к худшему». Это прозвучало, как начало романа. Ладно, я успокоила себя тем, что мне не придется слушать ерунду о счастливых открытиях, которые дают нам любые жизненные перемены, и о том, что вселенная закрывает перед нами двери, но оставляет открытым окно. Джанет заявила, что я обязана принять свою судьбу такой, как она складывается. Еще она сказала, что на следующем этапе я должна постараться вернуться к своему привычному режиму. «Философия отрицания иногда очень полезна, Джулиана. Люди с рассеянным склерозом, как и с любым другим диагнозом, не могут жить в состоянии постоянного стресса или с ощущением кризиса», — говорила мне Джанет, крупная женщина в возрасте после тридцати. Она приходила на работу в шарфах, надетых поверх пальто, но, возвращаясь домой, очевидно, забывала о них, поэтому ее кабинет стал напоминать восточный шатер с разноцветным убранством. Кроме того, в кабинете можно было увидеть бронзовый тюльпан, плоскую гранитную статуэтку, изображавшую мужчину и женщину, смотрящих друг другу в глаза, и стеклянный овал в виде яйца, поверхность которого казалась надтреснутой. Эти вещи притягивали. Я видела нечто подобное и в кабинете у Кейси. Даже взрослым необходимы игрушки, чтобы смягчить горечь предстоящих открытий и решиться на мучительный выбор. Я чувствовала иногда необыкновенное облегчение, зная, что на соседней кушетке не увижу ни Гейба, ни Каролины, которые не могли бы понять ни моего состояния, ни моего настроения.
Для человека, который, фигурально выражаясь, не знает, где он может оказаться через мгновение —
