тревожно зазвучать предупредительный звоночек. — У меня ощущение, что именно этого мне и не хватало всю жизнь.
— Значит, раньше ты не бывал в таких местах?
— Об этом нетрудно догадаться, правда? Мы с сестрой росли в роскоши, но самые обычные вещи… Боюсь, их у нас не было. Мы получили превосходное образование, грех жаловаться, но первый раз я обедал в «Плазе», сидя в высоком детском стуле, — улыбнулся он. — Едва отучив от соски, нас приучали быть воспитанными, не проявлять эмоций и вести себя, как подобает людям, носящим фамилию Вебер. Внешние приличия ставились моими родителями во главу угла.
— А ты? — Перл наблюдала, как Патрик занялся картошкой. — Что важно для тебя?
— Реализм, — холодно ответил он. — Мир подчиняется силе, и не позволяй никому разубедить тебя в этом. Поэты и философы могут распространяться на темы гуманности, но конкуренты все так же готовы перегрызть друг другу глотки.
— Но… — Перл запнулась от жесткости лица Патрика. — Ты же не станешь отрицать такие категории, как честность или неприкосновенность личности?
— Я не отрицаю как понятия, — спокойно пояснил он. — Мой личный моральный кодекс включает и честность, и неприкосновенность. Однако я могу быть безжалостным, как любой другой, и даже больше, если потребуется. Каждый в первую очередь печется о себе. Это закон жизни.
— Я так не считаю, — возмутилась собеседница, забыв про свой гамбургер. — А любовь?
— Любовь? — откинулся на стуле Патрик, насмешливо рассматривая девушку горящими глазами. — Это слово из шести букв, которое за прошедшие века было так затаскано, что превратилось почти в неприличное выражение. Даже в словаре нет точного определения: теплые отношения, благосклонность, милосердие, страстное восхищение, сексуальная страсть… — Он остановился и кивнул. — Если быть честным, последнее, пожалуй, ближе всего к истине.
Перл задел его цинизм.
— Любовь — это не сексуальная страсть. Вернее, не только, — быстро поправилась она. — Есть много типов любви. Например, любовь мужчины и женщины — это не одно и то же, что любовь родителя и ребенка.
— В моем случае это точно совершенно не одно и то же, — сухо заметил Патрик. — Мы с сестрой видели родителей только десять минут в день. Все остальное время с нами были люди, которым за это платили. Некоторые выполняли свою работу хорошо, другие — нет, но все равно это была работа. Извини, дорогая, но я не верю в эту розовую фантазию, называемую любовью. Есть просто желание поверить в нее, которое лелеют слабовольные индивидуумы.
— Это ужасно. — Пораженная услышанным, Перл уставилась на собеседника, широко раскрыв глаза. — Я люблю многих людей и не могу этого принять.
— Кого? — внезапно наклонился он вперед. Кого конкретно ты любишь?
— Кого? — Девушка откусила кусочек гамбургера и долго жевала в раздумье. Неожиданное открытие неприятно поразило ее, внутри все сжалось. Но только из-за жалости к нему, быстро подумала она, запивая гамбургер колой. — Ну, начать хотя бы с мамы, потом Лео, дедушка с бабушкой.
— Всех этих людей тебе было положено любить с детства, — холодно прервал мужчина.
— Еще люблю подруг. — Перл твердо посмотрела на него. Скептицизм мистера Вебера начинал ее злить. — У меня есть несколько подруг, две из них самые близкие, которых я люблю с детства, хотя раньше никогда не употребляла это слово.
— А друзья? — Патрик снова откинулся на спинку и отпил из стакана. — Ты любила кого-нибудь из ребят?
— Я не уверена, что ты имеешь в виду в данный момент, — раздраженно посмотрела на него девушка. — И не надо делать на слове «любовь»' такое презрительное ударение. Я знаю, что я чувствую, и ни ты, ни кто-либо другой не заставят меня говорить по-другому. Есть люди, которые дороже мне, чем я сама. Я люблю их, и все.
Перл с вызовом посмотрела Веберу в глаза.
— Мне безразлично, веришь ли ты, что любовь существует, или нет. Она есть, и не зависит от того, сколько у человека денег или власти. А ты — просто циник, — сердито заявила девушка, принимаясь за гамбургер.
— Каждому свое, девочка. — Лицо спутника было непроницаемым. На секунду у Перл возникло желание ударить его или поцеловать. Последнее испугало ее гораздо сильнее первого.
Рассказ Вебера о детстве глубоко проник в душу девушки. Никогда не возникало у нее такого сильного желания приласкать человека, и потребность эта была очень физической, даже, можно сказать, телесной.
Перл, от всей души пожелала, чтобы этого контракта никогда не было, чтобы она не приходила сюда этим вечером и этот мужчина никогда не встретился бы ей. Нет, последнего она все же не хотела. Перл увидела, как с его тарелки исчез последний кусок, потом посмотрела на свою, полную. Да, не хотела, и в этом как раз заключался весь ужас.
— Я тебя расстроил? — Перл сидела, уткнувшись взглядом в стол, и вздрогнула, когда Патрик накрыл ее руку своей. — Расстроил? — повторил он таким тоном, от которого лед бы растаял.
— Глупости, — увернулась девушка, потихоньку высвобождая руку. — В конце концов, ты имеешь право на собственное мнение.
— Даже несмотря на его отвратительный запах? — криво усмехнулся Патрик.
— Именно. — Перл с трудом подняла голову и улыбнулась. На лице визави она увидела нежность.
— Любовь тоже имеет свою цену, — пожал он плечами и допил кока-колу. — Я просто показал основу моего взгляда на жизнь. К тому же, большинство женщин… — Патрик замолчал.
— Большинство женщин? — переспросила Перл, внутренне напрягшись.
— Большинство с радостью соединят приятное с материальной выгодой, — спокойно закончил он.
— Значит, ты общался не с теми женщинами. — Патрик метнул на девушку взгляд, но она храбро продолжила: — Большинство из тех, кого я знаю, ценят дружбу и мало что извлекают из нее в материальном смысле. Они наслаждаются общением, а любовь часто именно так и начинается. Не всегда это бывает, как вспышка молнии, хотя поэты утверждают обратное.
— Ну ты, конечно, эксперт в этих вопросах, — резко заметил Вебер, и она поняла, что его снисходительность иссякла.
Затем он решил изменить тему и показал на свою пустую тарелку.
— Мне очень понравилось. Вероятно, это смерть желудку, но теперь я понимаю, почему люди любят эти закусочные.
Патрик посмотрел в зал, заполненный служащими, водителями, студентами, семьями в полном составе, парочками и стайками подростков.
— Думаю, что другая часть общества тоже не скучает в шикарных ресторанах, — сухо предположила Перл. Это был удар ниже пояса, и она тут же пожалела, что фраза сорвалась, но его комментарии насчет женщин задели ее самолюбие.
— Я этого и не утверждаю. — В голосе Патрика не было удивления или насмешки. Встретившись с ним глазами, она увидела в их бездонной глубине страстное желание.
Это выражение исчезло, когда Вебер снова посмотрел в зал, но мгновенное обнажение глубин его души безмерно потрясло девушку. В этом взгляде была невысказанная боль, пожиравшая его изнутри.
Может, этот взгляд был следствием чего-то в реальной жизни? Но одно было понятно: что мистер Вебер говорит и что чувствует — это две разные вещи. Невидимая стена, которую он выстроил вокруг себя, имела несколько дюймов толщины. Пробиться через нее можно только при помощи чуда. Или женщины. Перед внутренним взором Перл, вызвав холодный озноб, возникла Глория, во всей своей красе и изяществе. Да, это существо могло бы совершить чудо…
— Ты хорошо повеселился в субботу? — Эти слова сами по себе вырвались, и Перл оставалось только состроить невинную рожицу.
— В субботу? — На секунду Патрик наморщил лоб. — А, в субботу. Ну, стол был прекрасным,
