“Фольксвагенами”?
– Примерно за месяц до этого. Вы обратите внимание: на листах есть рельефы…
– Обратила, дорогой Иван Павлович, – улыбнулась Мария, – сразу обратила. Надеюсь, вы оказали России значительную услугу. Вы подтвердили мою догадку на сто процентов.
– Какая там услуга! – смутился Иван Павлович. – Теперь это и наша война…
– Наша. Я так и сказала Ульяне, как только услышала, что Германия напала на Россию.
На том они и простились.
А когда в октябре 1941 года Мария Александровна наконец встретилась с правнуком Пушкина, она была готова изложить ему суть дела коротко и ясно.
– Большого количества тяжелых танков у Роммеля нет, а то, что видят с высоты ваши пилоты, – муляжи из папье-маше.
– То есть как?
– Да, это муляжи танков, сделанные из папье-маше камуфляжной раскраски и нацепленные на грузовички-“Фольксвагены”. В ливийской пустыне я столкнулась с колонной таких “тяжелых” танков и сразу услышала, что работают не танковые двигатели. Вернее, были в этой колонне и настоящие танки, но всего несколько штук. В свое время я служила на танковом заводе “Рено” инженером по наладке двигателей, меня там звали “слухачкой”. Я на слух могу отличить не то что танковый двигатель от автомобильного, но и определить модель танка, степень износа его двигателя и многое другое, специфическое. Немецкую колонну на марше я слышала своими ушами. А когда мы вернулись из ливийской пустыни, один мой человек принес вот эти небольшие фрагменты муляжей – они перед вами. В прошлом году немцы привезли к нам много больших плоских ящиков, как понятно мне теперь, с панелями из папье-маше, а потом приплыли и “Фольксвагены”. Всё сходится. Так что бейте их смело. Колонны тяжелых танков – всего лишь психические атаки, специально рассчитанные на вашу разведку с воздуха.
– Так просто?!
– Известное дело – все гениальное просто. А Роммель хорош, у него мужественное лицо и умные, пытливые глаза.
– Вы его видели?!
– В упор. Правда, в тот момент я плохо соображала. Наш караван хотели расстрелять из крупнокалиберных пулеметов. Роммель помиловал.
– То, что вы рассказали о фальшивых танках, дорогая графиня, слишком похоже на цирк… – Капитан Джордж Майкл Александр Уэрнер был настолько обескуражен, что не смотрел в глаза собеседнице.
– Я понимаю ваши чувства, – сказала Мария Александровна как можно мягче и даже ласково дотронулась пальцами до его плеча в погонах французского лейтенанта. – Я все понимаю, но все правда. Да, он работает с вами, как иллюзионист в цирке, тут вы правы, и лучше не скажешь. Я понимаю, как это оскорбительно для чести британской армии, но это так. И фальшивые танки – не единственный фокус, который он с вами проделывает. Например, днем Роммель гоняет на запад, в Триполи, автоколонны с трофейной техникой, изображает подготовку к эвакуации, ночью эти же машины возвращаются в Триполи с боеприпасами, подкреплением и горючим, а на следующий день опять идут в Триполи с трофеями. Ваши самолеты засекают то, что происходит в пустыне днем, и не видят того, что делается ночью. Ночью автомобили идут без света, но связанные друг с другом тросами, чтобы не сбиться в пути, а всю колонну сопровождают местные проводники, которые знают дорогу до мельчайших подробностей. Вашим можно было бы сообразить, что не захватывал у них Роммель такого количества трофеев, чтобы возить их каждый день, но они слишком хотят, чтобы Роммель сбежал, и верят только тому, во что хотят верить. А еще Роммель беспрерывно перемещает свой небольшой артиллерийский парк, и вам кажется, что пушек у него в пять раз больше, чем есть на самом деле. Кроме того, Роммель проделывает такой трюк: привязывает к легким итальянским танкам вырванные с корнем кусты и деревья, и когда их волокут по пустыне, то поднимается такая туча песка и пыли, что вам кажется – идет громада. Вот, собственно, и все, если не считать полководческий гений Роммеля, его невероятные упорство и мужество, которые передаются солдатам, знающим, что генерал разделяет все их тяготы, что он не командует из Триполи, как ваш Окинлек из Каира, а всегда рядом, всегда на боевых позициях – и в хамсин, и в сирокко, и днем, и ночью. И еще их сила в том, что, как говорят немцы, “man muss” – “должны”. А больше никаких секретов.
После долгой паузы Джордж Майкл Александр Уэрнер неуверенно произнес:
– Я доложу. Это правдоподобно, если…
– Нет! – резко оборвала его Мария Александровна. – Это не правдоподобно, но это так и больше никак. Докладывайте! Без сомнений. И пусть ваши не удирают от немцев – у вас значительное превосходство и в технике, и в живой силе. Я сделала обширный анализ косвенных сведений, и, по моим данным, у Роммеля на сегодняшний день около полутора сотен немецких танков и чуть больше сотни итальянских. И самолетов гораздо меньше, и пушек.17 Роммель – блистательный игрок, но объективно гораздо слабее вас и по людским резервам, и по технической оснащенности. Я понимаю дело так: главное – он переигрывает вас психологически. Вам хочется, чтобы он бежал из Триполи, и вы принимаете блеф за правду. Вашим начальникам не хочется признавать, что Роммель – выдающийся полководец, и они с удовольствием верят в колонны его тяжелых танков.
– Наверное, вы правы, графиня. У меня есть начальство, и я доложу ему вашу точку зрения и ваши открытия. Но у моего начальства есть его начальство – и так вверх по цепочке до самого Черчилля.
– Составьте официальное письменное донесение, – посоветовала Мария Александровна, – письменное труднее замять. Можете прямо сослаться на меня как на источник информации.
– Но это может быть опасно для вас! – с удивлением взглянул на Марию Александровну английский разведчик. – Очень опасно… Война есть война.
– Ничего страшного! – ободряюще улыбнулась ему Мария Александровна. – Это и моя война. Действуйте.
– Попробую, – без энтузиазма согласился гость. – Никто не любит чувствовать себя в дураках, а мы, англичане, особенно…
XIII
На второй или на третий день после того, как Мария Александровна встретилась на своей вилле с доктором Франсуа и правнуком Пушкина, ее муж Антуан опять улетел с губернатором в Виши. В тот же вечер на виллу прикатила Николь.
– Ты знаешь, чего я явилась? – резко спросила она с порога.
– Пока не знаю, – обнимая гостью, дружелюбно отвечала Мария. – Снимай пальто. Сейчас я велю затопить камин, и мы посидим у живого огня.
– Выпьем, – проходя не раздеваясь в гостиную, сказала Николь. – А лучше напьемся! И не зови никого, все сделаем сами, – швырнув пальто на диван, добавила она. – Неси вино, штопор, бокалы, а я разожгу камин. Шофера я отпустила, останусь у тебя до завтра, мне тошно одной…
Растопка всегда была приготовлена заранее. Мария любила сидеть у камина с Фунтиком на коленях и думать о чем придется.
Скоро они устроились в уютных креслах у живого огня и молча пили красное вино провинции Медок. Мария ни о чем не расспрашивала, Николь ничего не рассказывала. Медленно, маленькими глотками гостья пила из высокого бокала красное вино и сосредоточенно смотрела на языки пламени, обнимающие яблоневые сучья и ветки. Мария давно знала, что дрова из фруктовых деревьев для камина самые лучшие – от них идет такой дымок, такой аромат, что сердце радуется. Яблоневыми и сливовыми сучьями и ветками топили камин у них дома, в Николаеве, и здесь, в Тунизии, Мария велела заготавливать для камина старые выкорчеванные фруктовые деревья и ветки, которые обрезали в садах каждую осень, чтобы деревья лучше плодоносили.
– Все сгорает, – наконец отрешенно обронила Николь, – все сгорит к чертовой матери и пойдет прахом! Представляешь, он хочет забрать его к себе! Наверное, сейчас и вызвал для этого… Наконец-то мой Шарль может стать военным министром. Какая насмешка! В Париже гуляют немцы, а мы будем сидеть в паршивом
