заменила её чем-то совершенно отличным. И если бы не Антон, она выпустила бы на поверхность тёмную силу, которую никогда не скрывала, но умело оборачивала во что-то более нейтральное.
- Спасибо, Антон, - слова давались с трудом. Тяжело становиться самой собой, когда Торлин уже проникал в клетки её тела. – Пока есть живые, мне есть кого спасать. Только одно скажите: Нептун в порядке?
- Это известно только вам, Виктория, - запутанно ответил Антон Алайв. – Но лучше задумайтесь о другом: другие участники видят тот же ад, что и вы. Сколько они протянут ещё сами, психологически?
Виктория не успела ничего ответить. Она вдруг оказалось в тесной, но уютной комнате. Сама по себе комната являлась просторной; маленькой её делали предметы, разложанные в беспорядке. Но назвать это бардаком язык не поворачивался. В комнате царил хаос, и в то же время казалось, что предметы удивительным образом лежали именно на своё месте. Комната была обустроена со вкусом.
Почётнейшие же места в помещении занимали пианино и синтезатор. По этим двум инструментам психиатр догадалась, с кем связано это неожиданное видение. Догадка вызвала единственное желание провалиться сквозь землю. Ну почему сейчас, когда она только-только начала приходить в себя?
В комнату вбежала Рада. Сейчас она была моложе, чуть-чуть старше Хаумеи. Двадцать один или двадцать два года. Но девушку всё равно было почти невзозможно узнать. В ней не было той печали, к которой женщина-психиатр уже привыкла. Нет, было что-то намного хуже. Девушка закрыла дверь в комнату и сползла по ней на пол. Рада была подавлена. Потеряна. Сломлена. Виктория видела одно объяснение – случился переломный момент, после которого Рада потеряла весь интерес к жизни. Теперь она узнает, что Раде придавало сил, пока не отвернулось, и отняло в тысячи раз больше.
«Не сдала, - Виктория слышала мысли девушки. – не сдала! Заключительный экзамен в консерватории, не сдала! Почему? Я же хорошо играла. Я хорошо играла! Почему!»
Рада не сдерживала слёз:
- За что? – ревела обиженная на весь мир девушка. – Почему?!
Она с детства готовилась к этому дню. Те, кто слышал как она играет, все без исключения восхищённо говорили, что у неё талант, впереди – музыкальная карьера. В жизни Рады существовала только музыка. В её музыке сущестовала жизнь. И не сдала. Она не сделала ни одной ошибки! Не было ни одного подходящего объяснения, кроме как простого слова «нет», вылетевшего из уст непоколебимого экзаменатора; обыкновенное слово, разбившее всю жизнь музканта с огромным потенциалом. Неужели ответ кроился в деньгах? Деньги для Рады не имели значения. Она отдала бы всё ради того, чтобы добиться своей мечты. Но у неё не было средств. У неё был только талант. Но и его закопали в землю.
Рада встала и прошла к пианино. Она шла медленно и флегматично, как лунатик. Сев на кругленький стульчик, она подняла крышку, и начала выдавливать из инструмента звуки. Виктория узнала мелодию – та же самая композиция Скрябина, которую Рада играла в Торлине. Но в этот раз она она не проиграла и двух минут. Опустошённая, она очень быстро сбилась и, вместо того, чтобы поправиться, успокоиться, она продолжала давить по клавишам. С провалом на экзамене, Рада чувствовала, что сама провалилась в небытие. Нервы её не выдержали, и скоро она без разбору била пальцами по всем клавишам, заставляя музыкальный инструмент плакать вместе с нею. Он чувствовал её боль, но ещё больше он чувствовал свою. И некому было остановить Раду на пике нервного срыва. На тот момент она пребывала дома одна.
Когда же домой пришли родители, Рада лежала посреди комнаты, глядела широко раскрытыми глазами в потолок и ни на что не реагировала.
Последующие дни она ни с кем не разговаривала и, казалось, вообще не сущестовала. Кто-то ходил по квартире, но это больше была тень, призрак, чем живой человек. Тогда-то родители, не знающие, как справиться с обрушившимся на их семью горем, обратились к психиатру Кингу Бихейву. Но что мог сделать психиатр, который сам уже был довольно сильно скорумпирован собственными дефектами и недостатками. Поглощённый своей идеей найти универсальное средство, которое поможет всем, ему не было никакого дела до одного человека, которым, в этом случае, оказалась Рада. С ней он хотел поступить так же, как и с другими женщинами, обращавшимися за психической помощью. Но пианистка была настолько отчуждена от окружающего мира, что никак не отозвалась на комплименты и флирт психиатра. Она сидела у него в кабинете и неморгающими глазами смотрела на поверхность стола. Она в одно время и находилась в кабинете и нет. Поняв, что ничего не получится, Кинг сообщил родителям Рады скорбную новость – ей уже ничем нельзя помочь.
Виктория видела ту же комнату Рады. В ней ничего не изменилось, и в то же время она казалась другой. Раньше она так искусно варьировала на грани красоты и хаоса, сейчас же бесспорно остался только один хаос; от красоты не осталось ничего. Бардак – то самое слово, которое подходило больше всего. Психиатр осмотрелась более внимательно.
Нечему удивляться, ведь ни к одному предмету уже давно не притрагивались: огромный слой пыли покрывал всё. Хуже всего досталось пианино. Дерево испортилось, потрескалось и облупилось; должно быть, к нему не притрагивались с того самого дня, когда Рада не выдержала ударов судьбы, и покинула реальный мир, запершись внутри себя.
Виктория думала, что кроме неё в комнате никого нет, но присмотревшись, поняла, что ошиблась. В дальнем углу, посреди горы одежды и манекена она приметила движущееся от дыхания тело Рады. Девушка сидела на полу и тупо глядела куда-то впереди себя. Психиатр ужаснулась от одной мысли, что все эти годы Рада вот так просидела у себя в комнате.
Женшина хотела подойти к девушке, поговорить, но это было невозможно. Её не существовало в прошлом Рады, так же как и Рады в её видении на самом деле не существовало. Единственное, что могла делать Виктория – это наблюдать. Ничего не оставалось, кроме как ждать. Ведь не просто так она видела Раду именно в этот отрезок времени?
Долго ждать не пришлось. Синтезатор, ни разу не выключенный из сети, хоть и пыльный, как всё, чему не повезло существовать в мрачной комнате, вдруг заработал сам по себе. Его экранчик слабо осветил комнату, что не укрылось от взгляда находящейся в глубокой депрессии девушки. Рада зашевелилась. Она, как умирающая змея, подползла к синтезатору и с великим трудом поднялась. Рука сама по себе мягко провела по клавишам.
«Что это? – ощутив что-то непонятное, забытое, подумала она. – Почему это так знакомо? Где я нахожусь, кто я?.. Музыкант... Пианист... Я хотела быть пианистом, но не стала. Почему? Не могу вспомнить. Умею ли я играть?»
Девушка неуверенно нажала на одну из клавиш. Палец неприятно укололо несильным напряжнием. Причиной тому было ничто иное, как пыль, враг всякой электроники. За несколько лет без присмотра, синтезатор букввально пропитался пылью изнутри. Несмотря на это, нажатая клавиша вызвала чистый звук, не уступающий живому.
Рада повторно нажала на другую клавишу. Результат был тем же. Она осторожно принялась играть уже хорошо знакомую Викториии композицию, сначала медленно, а затем ускорясь всё больше и больше. Женщина-психиатр не переставала удивляться. Казалось бы, она в третий раз слышыт одну и ту же музыку, но каждый раз она звучала совершенно по-разному. В Торлине она звучала печально. В день экзамена – нервно и срывающеся. Сейчас – спокойно и умиротворяюще.
Рада с необыкновенной скоростью передвигала пальцами, не прерывая музыки. Ток проникал через пальцы в тело девушки, но ничто не могло её остановить через музыку открыть душу своей комнате. Несмотря на то, что она несколько лет не притрагивалась к музыкальному инструменту, навыков она не растеряла. Виктория, будучи никаким музыкальным критиком, и та, в глубине своей души поняла, какую ценность Рада представляла музыкальному миру; то, что она не смогла закончить консерваторию было роковым недоразумением.
Музыка затихла – это одарённая пианист закончила играть на синтезаторе. Девушка нахмурила брови. Она слышала внутри себя крик, но не могла разобрать его слов. Она закрыла глаза и напрягла своё шестое чувство, чтобы услышать, что ей говорит сердце:
«Беги! – услышала она его слова. – Куда? Уходи! Но куда? Вон из этого города! Зачем? Чтобы освободиться! От чего? От себя и своего греха! Какого греха? Греха несовершенства! Но я могу бороться сама? Нет! Слишком поздно, ты потратила то время, когда ещё могла что-то сделать! Но я поднялась... Только благодаря мне! А значит, ты должна следовать моему плану до конца! Иди!»
Рада не могла противиться. Виктория знала, эти мысли бедной девушке навязал Кинг, но Рада
