сделать это было практически невозможно.
– Тут, товарищ лейтенант, не разберешь теперь, чьи лежат. И наши, и минометчиков. Все в куче. Вон они. Надо бы, конечно, сосчитать. И поделить, так я думаю, поровну. Чтобы никому не было обидно. А пока не считал. Некогда было. Да и немцы много трупов утащили. Офицеров уж точно уволокли. А эти уже – слышите? – завоняли. Жара какая стоит… Старшина скоро кашу привезет.
Ночью солдаты первого отделения ползком добрались до окопов, которые находились метрах в сорока в нашем тылу и которые мы отбили во время ночной атаки. Завалили землей воронки с трупами немцев. Сделали небольшие холмики и сверху положили каски. Приказание мое исполнили в точности.
После этой неудачной атаки, во время которой они понесли такие большие потери, немцы не предпринимали никаких решительных действий до 28 апреля, до нашей замены.
Наш сосед, вторая стрелковая рота, понес на плацдарме большие потери. Им досталось и во время налета пикировщиков, и от артиллерийско-минометного огня. Потери нашей роты оказались значительно меньшими.
Однажды ночью саперной лопатой я нарезал дерна и до рассвета на бруствере своей ячейки соорудил амбразуру. Работой своей был доволен: теперь можно свободно вставать в полный рост и оставаться при этом незамеченным, можно было свободно наблюдать за противником. Но и за мной, как вскоре оказалось, уже велось усиленное наблюдение. Даже такое незначительное изменение в рельефе местности не прошло мимо внимательного глаза противника. Немецкий снайпер, появившийся на нашем участке, взял под контроль мое необычное сооружение.
Свою амбразуру я закончил до рассвета. Устал. Ночь, слава богу, позади. Никаких происшествий. Всю ночь бросал через бруствер траншеи гранаты да вырезал дерн. Устал. Сел на дно окопа покурить. Пока курил, хорошенько рассвело. Вот теперь, думаю, пора опробовать свое сооружение и провести наблюдение за немецкими позициями. И только я встал и выглянул в свою амбразуру, как раздался взрыв. Не выстрел, а именно взрыв. В глаза ударило землей. Еще не зная, что со мной, я опустился на дно окопа. Позвал своего связного:
– Петр Маркович, посмотри, что у меня с глазами. Ничего не вижу.
Слышу, Петр Маркович наклонился ко мне, осмотрел глаза и говорит:
– Глаза, слава богу, целы. Только землей забиты. Промыть надо глаза, лейтенант.
Я на ощупь достал перевязочный пакет. Разрезал бинт на части. Петр Маркович взял фляжку с водой и этими тампонами стал промывать, прочищать мне глаза. Выворачивает мне веки и приговаривает:
– Это снайпер. Не даст он нам покоя. Головы теперь не поднимешь. Он понял, кто тут находится. Охотиться теперь будет. Надо менять окоп. И зачем вы, товарищ лейтенант, этот чертов флеш сгородили? Лучше б час-другой поспали. До него все было тихо.
– Ладно, Петр Маркович, будет тебе стонать, – сказал я ему, когда он закончил мучить меня. – Скажи ребятам, чтобы головы убрали – снайпер работает.
Я сразу понял, откуда он стреляет. Позиции лучше мельницы не найдешь. Стреляет наверняка не с первой, которая почти напротив нас, а со второй, под углом 45 градусов, фронтально. Вторая мельница под таким углом к нашему взводу как раз и стояла. Идеальная позиция! Но в меня он промахнулся. Пуля ударила в угол амбразуры и взорвалась.
Меня все сильнее и сильнее разбирала злоба. Ах ты, думаю, сукин ты сын! В открытом бою взять не смогли, решили так нас перещелкать?
Глаза сильно болели. Петр Маркович – не медсестра. Медсестра, может, своими пальчиками сделала бы промывку и прочистку бережнее. А Петр Маркович незнакомую ему работу делал как мог, выскабливал грязь из моих глаз, как из лошадиного копыта. Ну да спасибо ему и за это. Почистил, промыл. Старался. Намучил, конечно. Зрение мое после этой процедуры вначале было неважное. Говорю связному:
– Ты мне, наверное, весь фарфор стер.
А тот только смеется и табачок свой покуривает.
– Ничего, – говорит, – скоро видеть будешь лучше прежнего.
И правда, радуга из глаз постепенно исчезла, и видеть я стал по-прежнему хорошо. Слезы тоже унялись.
– А позицию надо менять, – снова покачал головой Петр Маркович. – В другой раз он не промахнется.
В нашем окопе лежали два прикрытых плащ-палатками пулемета. Как раз перед злополучным выстрелом снайпера, еще вечером, я разобрал их оба. Почистил газовые камеры, смазал затворные рамы. Привел в порядок и дозарядил диски. Теперь, отыскав в патронной сумке пустой диск, протер его и зарядил бронебойно-зажигательными. Снайперу за его выстрел я должен был отомстить. Иногда я, проверяя свое зрение, наблюдал за ветряками. Чем дольше я за ними наблюдал, тем больше они мне не нравились. На них наверняка прятались немецкие корректировщики и передавали координаты для минометчиков и артиллеристов. Вот почему они так точно лупили по нашим окопам. Особенно хорошо с ветряков просматривались позиции соседней, второй роты. Вот поэтому-то ей так и досталось. Для снайпера тоже соблазнительная позиция. Замкнутое пространство ветряка конечно же ограничивало его маневр, но зато какая видимость!
Ночью мы с Петром Марковичем все же сменили окоп. Теперь я находился в центре второго отделения и вел наблюдение оттуда. Пулеметы мы тоже перетащили в новый окоп.
Следующим утром вдвоем начали высматривать, в какой же из двух мельниц может сидеть снайпер. Мы уже более или менее знали повадки снайперов противника. Обычно они выбирались на огневую и начинали свою охоту до начала утренней перестрелки. Сонные солдаты теряют осторожность и становятся легкой добычей.
Уже рассвело. Солнце вставало за нашими спинами. Оно уже поднималось над лесом. Я взял один из пулеметов, установил прицел. До мельницы было метров четыреста пятьдесят – пятьсот. Самая хорошая дистанция для снайпера. Укрепил сошки потверже и начал обстреливать один из ветряков короткими очередями. Я надеялся застать снайпера на лестнице, когда он начнет взбираться на свою огневую. Не ночует же он на ветряке. Так, с короткими перерывами, выпустил весь первый диск целиком – 47 патронов как один. Вначале обстрелял одну мельницу, потом другую. Мне хотелось их поджечь.
Следующие диски я заряжал так: через каждые десять бронебойно-зажигательных я заряжал по пять зажигательных. Обстреливал ветряки целый день, с небольшими перерывами. Перерывы каждый раз уменьшал или увеличивал, чтобы снайпер не мог ко мне приноровиться. Три раза менял окоп. Так я стрелял три дня, до 20 апреля. Пока было светло, я стрелял либо готовил к стрельбе ручные пулеметы: разбирал, чистил, смазывал трущиеся детали и узлы, заряжал диски. Ночью менял окоп. А рано утром, каждый раз смещая время на десять–пятнадцать минут, начинал обстрел мельниц.
Солдаты сидели в окопах. Все были целы и невредимы. Они знали, что на нашем участке объявился снайпер, поэтому головы свои прятали.
Не знаю, достал ли я его одной из очередей, или он понял, что за ним тоже началась охота, но прицельный огонь одиночными по нашим окопам прекратился. Снайпер исчез. Правда, как потом выяснилось, исчез только на несколько дней.
Стрелял немец разрывными. Свойство разрывной пули таково: при попадании в тело человека она, как и обычная пуля, входит в мягкие ткани, но при столкновении с твердым, с костью например, мгновенно взрывается. Рану делает огромную. Обычная пуля и на выходе так сильно не рвет мышцы. Какой вход, почти такой же и выход. Разрывная же на выходе делает огромную дыру. Разрывная есть разрывная. И если уж такую поймал, то – либо покойник, либо калека.
Я упорно продолжал обстреливать ветряки бронебойно-зажигательными и зажигательными пулями. Снайпер себя не обнаруживал, молчал. Мельницы не загорались. Вел огонь то с одной позиции, то с другой. Брал то один пулемет, то другой. Петр Маркович тут же заряжал диски. Когда ты чувствуешь, что за тобой охотятся, то тут же стремишься сам стать охотником. Но для этого нужно перехватить инициативу. Как я жалел в те дни, что у меня нет снайперской винтовки!
Всю войну я искал немецкую снайперскую винтовку. Мне хотелось добыть не столько винтовку, сколько оптический прицел. Однажды, когда мы шли уже по Югославии, мои автоматчики среди брошенного отступающими немцами имущества и оружия нашли винтовку с крепежом для оптики, но самой оптики на ней не было. Некоторое время спустя в городе Петровград мы захватили огромные склады с оружием и
