снаряжением. Среди прочего там были и снайперские винтовки с оптическими прицелами. Но и тут мне не удалось вооружиться. Буквально по нашим пятам шли югославские партизаны из армии генерала Тито. Они тут же взяли под усиленную охрану все захваченные нами склады, начали производить опись. Там было и продовольствие, и одежда. Так что и братья-славяне не особенно-то хотели с нами делиться. Даже оружием. Мы еще воевали, теряли боевых товарищей, победу нужно было еще оплатить, и мы с каждым днем увеличивали свою плату, а Европа уже готовилась к жизни после войны.
Что касается одежды, то переодеться в новое, добротное, меховое обмундирование мой взвод все же успел. Когда мы ворвались в помещение мехового склада, обнаружили новенькие регланы. Посмотрел я на свой взвод: все оборванные донельзя. Орда, а не войско. Подумал: не к лицу нам, освободителям Европы от коричневой чумы, ходить в таком затрапезном виде, мерзнуть ночами. Но как вынести из склада 33 реглана? Ведь партизаны Тито уже выставляют у ворот часовых. И тогда я приказал своим окопным труженикам снимать свои лохмотья и живо переодеваться в добротные регланы. На этот трофей мы имели полное право. Тем более что взамен мы оставили свою одежду.
На плацдарме мы постоянно окапывались. Меняли ячейки. Меняли позиции. Нельзя было позволить противнику присмотреться к нашим окопам, пристрелять их. Да и снайпер тот, чуяло-таки мое сердце, не навсегда ушел. Неуютно ему стало под постоянным пулеметным обстрелом.
21 апреля, еще не рассвело как следует, я отправился к командиру роты на его командно- наблюдательный пункт. Там же застал связного из штаба батальона. Сразу понял: по мою душу. Ротный тут же сказал, что меня срочно вызывает к себе комбат Лудильщиков.
– Зачем? – спросил я.
– Во второй роте все офицеры ранены. Я рекомендовал тебя, – ответил старший лейтенант Макаров.
Комбат сперва расспросил о взводе. Я доложил: 18 солдат автоматчиков, в том числе два сержанта, все в строю, 4 исправных пулемета, 19 автоматов.
– Ранен только один автоматчик. Ранение получил во время атаки направлением на ветряки. Раненый отправлен за Днестр.
Доложил и о немецком снайпере.
– Кто отдавал приказ на атаку на ветряки? – спросил комбат.
Что я ему мог сказать? Подставлять старшего лейтенанта Макарова мне не хотелось. Но и говорить неправду я не мог. Рассказал все, что произошло.
Комбат слушал молча. Выслушав, только выругался. Об атаке ничего не сказал.
– Ладно. Хорошо, что не потерял никого. Зипе твоему задницу залатают, и завтра он к тебе назад приплывет. А сегодня пока принимай роту. С наличием огневых средств разберешься на месте. Возможно, там у них в роте пулеметов меньше, чем у тебя во взводе. Небось еще и трофейные припрятал?
Я молча пожал плечами.
– Ну и правильно, если трофеи в дело вводишь. Но в донесения пулеметы все же включай. Задача второй роты простая: не допустить прорыва немцев через свои позиции. Иди. В роте уже вторые сутки нет офицеров. Так что там и с дисциплиной… Если разболтались, подкрути.
Вначале я со связным отправился в свой взвод, назначил за себя на время отсутствия одного из сержантов. Потом начал пробираться к окопам первого взвода второй роты. Их фланг примыкал к нашему. Взводом командовал сержант. Он тут же доложил: во взводе 21 человек, вооружены винтовками, патронов в достатке. Взводный, сказал он, ранен вчера на рассвете и отправлен на паром. Кроме младшего лейтенанта, вчера ранены еще трое бойцов, двое убиты.
– Так что в строю осталось шестнадцать человек, – подытожил сержант. – Вооружение: два ручных пулемета, два автомата, двенадцать винтовок. Гранат тоже в достатке.
Я осмотрел их позиции и тут же приказал сержанту, чтобы взвод отрыл новые окопы.
– Даю вам полтора часа с момента, когда наступит темнота. Оружие держать при себе. Ячейки отрывать конусные, а не такие могилы, какие вы тут себе накопали. В стенках – никаких нор и ниш. При артобстреле завалит, похоронит заживо. Действуйте.
В двух ближних окопах солдаты заворчали. Они слышали наш разговор. Не хотелось им покидать свои просторные обжитые окопы.
И тогда я сказал громко, чтобы слышали не только они:
– Я плохого вам не желаю. Это – приказ. Выполняйте. В полночь проверю.
С наступлением темноты на позициях первого взвода застучали саперные лопаты. К середине ночи новые окопы были отрыты. Взвод затих. Сердце мое успокоилось.
Со связным я отправился во второй взвод. Там были отрыты нормальные окопы, а не могилы, как в первом. Здесь тоже командовал сержант. Командир взвода, лейтенант, был ранен осколком мины в первом же бою. Здесь по списку числилось 22 человека. Потери составили семь человек: пятеро ранены, двое убиты. В строю, таким образом, осталось 14 человек. Один ручной пулемет, три автомата и десять винтовок.
– В двадцати метрах позади взвода, – доложил сержант, – находится позиция расчета пулемета «Максим». Сейчас они не видны.
Стемнело. Окопа пулеметчиков я не увидел. Мы тут же поползли к ним. Позиция у расчета «Максима» оказалась хорошей. Они полностью контролировали подходы к опушке леса. Что и требовалось. Окоп отрыт правильно. «Максим», укрытый плащ-палаткой, стоял на дне окопа. Порядок, царивший здесь, сразу напомнил мне сержанта Кизелько, который не раз выручал наш взвод. Первый и второй номера сидели тут же, набивали пустые ленты патронами. Запас лент они приготовили хороший.
– Запасная позиция есть? – спросил я первого номера.
– Есть. Вон там, в кустарнике. – И первый номер указал на заросли ивовых кустов метрах в сорока от нас.
«Максим» стоял на стыке второй и третьей стрелковых рот. Позиция ответственная. Судя по состоянию пулемета, вычищенного и смазанного, аккуратно сложенных лент и правильно отрытого окопа, ответственным был и расчет.
Утром я отправил комбату донесение о численности роты, наличии оружия и боеспособности личного состава.
Немцы молчали. Только несколько артиллерийских снарядов прилетело с той стороны и упало на позициях второй стрелковой роты. Никто не пострадал. Но я понял, что линия окопов второй роты ими хорошо пристреляна и что на ветряки наверняка опять залезли наблюдатели.
Я приказал личному составу роты почистить оружие, особенно пулеметы. Чистое, смазанное оружие никогда не подведет солдата, а солдат с таким оружием никогда не подведет свое подразделение. Обходя роту, я заметил, что у некоторых солдат на винтовках уже появился налет ржавчины. Такого в своем автоматном взводе я никогда не допускал. Так что без офицера солдатская винтовка ржавеет быстро.
Вечером немцы неожиданно открыли огонь по позициям второй и третьей рот. Вскоре так же неожиданно огонь с той стороны прекратился. Взводные сержанты доложили: потерь нет. Когда солдат в окопе, который правильно отрыт и тщательно замаскирован, его так просто не возьмешь.
Я сидел в окопе рядом с пулеметчиком и думал о своем взводе. Как они там?
Ночью старшина принес горячую пищу, солдаты, выделенные ему в помощь, притащили от парома ящики с патронами и гранатами.
Я ел кашу с хлебом и разговаривал со старшиной. Спросил его, почему первый взвод вооружен винтовками, а не автоматами.
– На формировке говорили, что первые взвода все будут автоматными, – сказал я старшине. – А у нас – винтовки. С автоматами только сержанты.
– Так автоматов на складе не оказалось, – ответил старшина. – Раздали что было. Винтовки, между прочим, хорошие. Правда, собранные на поле боя, но отремонтированные и пристрелянные.
Задавать подобные вопросы надо было конечно же не старшине. Но старшина многое знал и отвечал откровенно.
Ночь прошла спокойно. А вот весь следующий день немцы долбили оборону второй стрелковой роты из орудий и минометов. Они хотели расколоть оборону батальона на две части и затем уничтожить нас по отдельности. Так они планировали ликвидировать плацдарм. А расколоть батальон – это означало смять
