выведена в тыл, на отдых и доукомплектование. Узнал он и то, что ротой пока командует старшина Звягин. Ранение он под Малеевом получил легкое и через два дня, отлежавшись в лесу, вышел к ДОТу. А Мотовилов его считал погибшим. Лейтенантов в роту пока не прислали. Взводами командовали сержанты. Бойцы потихоньку возвращались из госпиталей. Кое-кто поступал и со стороны. Взводов было пока только два, и тех по пятнадцать человек. Так что должность ротного оставалась вакантной. Нога, может, и зарастет еще. Доктор говорит: через месяц-полтора – хоть пляши.
– Как же тебя зовут, Никитична?
– Да так же, как и тебя, – просто ответила она.
– Степанидой, что ль?
– Степанидой.
Он покачал головой. Постучал костылем по каменному кульку гипса и сказал:
– Ты, Степанида Никитична, должно быть, рассчитываешь, что мужика в дом приведешь. А я, видишь, и мужик-то так себе, при одной ноге. Вторая под сомнением. Но если встану и на вторую, то… Человек я служивый. Вот что ты должна знать наперед.
– Как сложится, Степан Фомич. Что загадывать?
– Это так.
Он слушал ее, что-то говорил сам, но все, сказанное им, казалось таким пустяком, таким незначительным, даже по сравнению с тем, что вот он сидит, калеченный немецкой пулей, а перед ним – она, ее матовое лицо со смуглыми веками и глубокими глазами, которые он только теперь как следует разглядел, и они оказались серыми и чуточку с голубизной. «Что это? За что мне это? А может, это вовсе и не дар судьбы, и не счастье, которое дается человеку просто так, лишь бы он угадал его своим сердцем… И если только сердца нет, человек пройдет мимо и даже не оглянется. Что ж мне делать?» – думал Мотовилов. И, чтобы хоть как-то укрепиться в своих решениях или хотя бы освободиться от морока возможного наваждения, он несколько раз пытался дотронуться до нее, коснуться хотя бы плеча или руки. Но так и не осмелился. Да и она тоже. Даже села немного в отдалении. А ведь пришла не просто к нему. Она пришла за ним.
Он вспомнил Тасю. Взглянул на Степаниду. Вздохнул. Подумал: должно быть, и она о своем муже вздыхает. И всю жизнь будет вздыхать. Это не уходит насовсем, не исчезает, как свет сигнальной ракеты. Нет, не исчезает. И не Тасю ли он сейчас разглядывает в серых с голубинкой глазах Степаниды Никитичны? Да и она не за своим ли мужиком пришла в госпиталь? И еще подумал: вроде и добрая женщина, и простая, а разговаривать с ней нелегко. Почему так?
Через неделю старшему лейтенанту Мотовилову выписали направление в санаторий для старшего командного состава РККА. Внутри у него дрогнуло, взбудоражив забытое тщеславие бывшего полковника: ага, подумал он, значит, по документам я прохожу не только как старший лейтенант. Но тут же вспомнил свою роту, старшину Звягина, который один теперь остался на хозяйстве, вспомнил профессора Хаустова и его выправку бывшего офицера, студента Петрова, ополченца Коляденкова, которому он дал винтовку и не ошибся в этом человеке, якута Софрона, который, единственный в роте, носил фамилию Иванов, вспомнил убитых: бронебойщика Колышкина и его второго номера Брыкина, который так и не научился правильно отрывать индивидуальную ячейку, лейтенантов Багирбекова, Климкина и Старцева, старшину Ткаченко и всех, кто остался там, в поле, в воронках, превращенных в братские могилы, между двумя деревушками.
Он несколько раз перечитал направление. И сказал, возвращая казенный листок главному врачу госпиталя:
– Фрикадельки кушать, да?
– Какие еще фрикадельки? – вскинула строгие брови главврач.
– Да это я так. Вспомнил… Человека одного вспомнил. – Вздохнул. И решил: – Никуда я отсюда не поеду. Завтра меня жена заберет. Вы мне только скажите, когда явиться на переосвидетельствование, вот и все.
– Я вам напишу. Когда и куда.
– Вот и хорошо.
Из госпиталя Мотовилов вышел на костылях. Возле ворот его ждала Степанида Никитична. Рядом к столбу была привязана кобыла, запряженная в телегу. На ногу он уже наступал. Военврач предупредила, что пока надо поберечься, чтобы не было никаких осложнений. Но он уже чувствовал, что рана заживает быстро. В полевой сумке рядом с госпитальными документами лежала записка от старшины Звягина с названием деревни, где стоит рота.
Степанида Никитична издали улыбалась. Овал лица ее так и сиял в снежном искристом пространстве зимнего школьного сквера. Мотовилов старался идти бодро. Хотя получалось не очень. Выпал снег, и костыли скользили. Она помогла ему сесть. Мягкое морозное сено пахло уже иным, вольным, домашним. Госпитальная жизнь, после промозглых окопов казавшаяся раем, утомила его своей монотонностью, казавшейся ненужной дисциплиной и запахами карболки и медикаментов. Все это начало угнетать, так что он иногда подумывал: уж лучше снова в окоп. Сено на повозке было свежее, непримятое. Видимо, подумал он, для него и стелила. А когда она, поправляя шинель под его ногой, коснулась головой его щеки, он почувствовал запах ее волос и сказал, чтобы не наговорить чего-нибудь другого и ненужного:
– Ты, Степанида Никитична, меня как брата забираешь.
– А кто ж ты мне! – засмеялась она, и на левой ее щеке, наполовину прикрытой теплым подшальником, заиграла смуглая ямочка.
Примечания
1
Пулемет Гочкиса (Mle1909). Принят на вооружение французской армии в начале Первой мировой войны. Тогда же Россия закупила ружье-пулемет (ручной пулемет) «гочкис» в количестве 540 штук, поставки закончились в январе 1917 г. В Россию к нему поставлялась матерчатая лента, которая, по причине перекоса патрона, затем была заменена жесткой лентой. Оружие не показало особых достоинств, за исключением простоты устройства. Тактико-технические характеристики: патрон Лебеля с пулей 8 мм; масса 12,68 кг; длина 1187 мм; прицельная дальность 2000 м; боевая скорострельность 250 выстр./мин.; емкость ленты 24 патрона. Наряду с пулеметами «гочкис» ополченческие и бывшие ополченческие дивизии (получившие наименование и нумерацию общевойсковых, стрелковых) имели на вооружении французские пулеметы Шоша, американские Кольта и английские. Винтовки ополченцев отличались еще большим разнообразием. Кроме хранившихся на складах иностранных винтовок времен Первой мировой и Гражданской войн, ополченцы получили трофейное оружие, захваченное во время войны с Японией, Финляндией, в Бессарабии и Польше. Здесь были японские, чешские, немецкие, бельгийские, румынские, французские, английские винтовки и карабины.
2
Штатный боекомплект бойца стрелкового подразделения РККА 1941 г.: 120 патронов; из них 60 – в кожаных подсумках, которые крепились на поясном ремне; остальные 60 – в вещмешке. Обычно перед боем патроны из «сидора» выкладывались куда-нибудь поближе, т. е. боец старался расходовать прежде всего боезапас, который хранился далеко и который в случае перемещения доставать труднее, чем из подсумков.
3
Имеется в виду бронетранспортер «ханомаг» («Hanomag» Sd.Kfz 251). Средний полугусеничный бронетранспортер. Предназначался для транспортировки мотопехотного отделения. Создан на базе полугусеничного артиллерийского тягача Sd. Kfz.11 фирмами Hanomag (шасси) и Bussing-NAG (бронекорпус). Производился серийно сразу несколькими фирмами в четырех базовых вариантах, отличавшихся друг от друга в основном конструкцией корпуса. С июня 1939 г. по март 1945 г. изготовлено 15 252 машины. Основными модификациями были: основная серийная модель с открытым сверху бронекорпусом; самоходный миномет; машина связи и артиллерийский тягач. В данном случае на позиции полка полковника Мотовилова вышли бронетранспортеры основной модели. Они, как правило, вооружались одним или двумя пулеметами. Экипаж 12 (2+10) человек. Боевая масса 9 тонн. Вторая модель – самоходный миномет – имела следующее вооружение: 80-мм миномет sGrWr34 находился внутри кузова с боекомплектом 60 выстрелов, пулемет MG- 34 с боекомплектом 2010 патронов. Экипаж 8 человек. Машина связи оснащалась различными, в
