У городских врат
(пер. О. Кустовой)
В душевном стеснении стоял я перед городскими вратами.
Тысячи и тысячи мясников с поднятыми ножами ждали, когда доберется до них первое дитя.
Кучера на фиакрах (сколько их грохотало по камням мостовой) везли к ним эти юные создания.
Колеса грохотали. Какое множество, просто множество фиакров! Однако ни один из них не добрался до городских врат.
Думаю, они проваливались под землю.
Этот город представлял собой множество колодцев.
Между небом и землей
(пер. О. Кустовой)
Когда я не страдаю, находясь между страданием закончившимся и страданием не начавшимся, я живу так, как будто не жил прежде. Вместо того чтобы ощущать себя индивидом из плоти и крови, с мускулами и внутренними органами, с памятью и планами на будущее, я вижу себя — настолько слабо и неопределенно мое чувство жизни — крохотным одноклеточным, висящим на нитке между небом и землей, колеблемым всеми ветрами, в бесконечном пространстве, — да и в таком себе я не уверен.
Тахави
(пер. А. Поповой)
Тахави идет в Пустоту. Тахави ненавидит Пустоту. Пустота для Тахави — ужас. Но Пустота пришла за Тахави.
Этот Бескрайний Покров Тахави не отодвинул. Он не смог отодвинуть Бескрайний покров.
В десять лет ему было шестьдесят. Родители казались ему детьми. В пять лет он блуждал во мраке времен.
Потерял себя в муравье. Потерял в листке. Потерялся в похороненном детстве.
Тахави не нашел себе хлеба. Тахави не нашел отца. Тахави не находит себе отца в человечьих слезах.
Тахави не согласен. Получивши, не сохранил. Не в дверь, так в окно. Тахави отказался.
Призвав волю, сокрытую в дыхании, призвав мысли, в которых дыхания нет, призвав своих духов, Тахави отказался.
И вечно
(пер. А. Поповой)
Старость Поллагора
(пер. А. Поповой)
Хотел бы я знать, почему я всегда иду следом за лошадью, которую сам же веду под уздцы.