испарения сточных труб и проказу с фасадов вместо скрытого смысла. С рассудком, затуманенным нищетой и усталостью, блуждают эти люди перед витринами и прилавками, подчас забывая о цели поисков, но никогда — о самих поисках… Так исчезают деревни.
Все прекрасно, сказал палач. У несчастья цветущий вид.
Когда петух начнет нестись, заговорит курица.
Человеческий слух беззащитен. Судя по всему, соседей не предполагалось.
Ноги не доказывают существование лица, они доказывают существование пляжа.
Шнурок на ботинке посла рвется лишь перед Их Королевскими величествами.
Молчаливый в горах, болтлив на равнине.
Мыло грязь не созерцает.
Приклеиться может все, даже ветер.
По его мнению, ночь недостаточно черна. Для него она должна быть беспросветна.
Комедию для листьев не играют перед деревьями.
Каждый век служит свою мессу. Чего же ждет этот, чтобы отслужить свою перед громадным алтарем отвращения?
Кто сможет побрить бритву, уластит ластик.
Деревья равнодушны к бреду птиц.
Не дело крокодила кричать: «Осторожно, крокодил!»
Скрывающий свое безумие умрет немым.
Дыня пульсировала как сердце.
Это час ветряных мельниц: их крылья вращает тоска.
Фаллос в этом веке стал теоретиком.
Это ложь, даже если правда.
Страх сразу переходит на ты. Не разговоришься.
Караваны нуждаются в уважении.
Нет доказательств, что блоха, живущая на мыши, боится кошки.
Попади в вены тигра бычья кровь, какие кошмары будут его мучить.
Изгнавший своего беса докучает своими ангелами.
Не будь долгов в бедности, было бы слишком одиноко, говорит бедняк в мудрости своей.
Мухи в паучьей школе не учатся.
Оставляя след, наносишь рану.
Зачем въезжать на белом коне, если не собираешься лгать?
Для безумца ходики тикают иначе.
Веревке не услышать повешенного.
Если голова не кружится, карусель не поможет.
Даже глухие переговариваются.
Когда глаза не боятся, руки не делают.
Леса дышат не дыша.
Запой лист, как будет обескуражена птица.
Чувствительное сердце слишком страдает, чтобы любить.
Пусть женятся, когда научатся вместе ткать.
Ум, чтобы понять, должен узнать грязь. Но прежде, чем запачкаться, он должен быть ранен.
Печалью воздается.
Дело в том, что присутствие других людей не делает нас гуманнее. Чем больше на земле людей, тем больше ожесточения.
Нет короля без его отражения.
На гербах не гравируется людская скромность.
У микроба нет времени рассмотреть биолога.
Не стоит гордиться. Когда дышишь, уже идешь на уступку. А за одной уступкой идут под ручку другие. Вот и еще одна. Не надо больше, хватит.
Из цикла «Прощание Анимааруа»{126}
(пер. О. Кустовой)