— Где ты был, Ханов? Мы Дерябина высчитали через другой канал, но было поздно. Но самое интересное, что рассказ был написан задолго до смерти Дерябина.
— Что, серьезно? — Ханов расставил все как мог на столе и стал свинчивать колпачок «Смирновской».
— А самое серьезное то, что наш бункер в Айгюль подавлен.
— Я бункера не трогал.
— Где ты был?
— На том свете.
Щапов печально смотрел в предновогоднее окно. Ханов разливал, накладывал закуски на тарелочки, потом зажег гирлянду на елке.
— Кто написал рассказ про исчезающий эшелон? Это очень важно, пойми. Я тебе еще денег дам. Это же опять кто-то из вашей бывшей компашки. Ты скажи, и все кончится. Я уйду. Ты только правду скажи. Иначе мы тебя, Ханов, убьем. Как пса удушим. На помойке гнить будешь.
— Давай помянем Дерябушку, Щапов.
— Кто убил?
— Не знаю. Я знаю, кто написал…
И Ханов сдал меня Семену Семеновичу, после чего тот ушел мгновенно, оставив пачку денег на столе и несильно хлопнув дверью.
Ханов пить не стал, а лег на диван, выключил радио, укрылся одеялом с головой и горько-горько заплакал, а потом уснул, а гирлянда на елочке все мигала. Красный, синий, желтый. Всю новогоднюю ночь шел дождь, что было противоестественно, как и небывалая жара прошедшим летом.
«Но приближалось время колдовства»
(Часть Третья)
Итак, давайте все сначала и по порядку. Кофе будете? Нет? Ну, как знаете. Меня допрашивал полковник, утро было солнечное, в открытое окно врывался ветер с моря. Кофе хотелось, но я предпочел отказаться.
— Курить?
— Я не курю.
— Ну и чудненько.
Полковник был неопределенного возраста, но, как это там раньше называлось? Особист. Контрразведка. И это мне льстило.
— Итак.
— Итак… В Петербурге, где я тогда ждал…
— Чего ждали?
— Черт его знает. Ждал чего-то. Изменений каких-то. Все как-то было не так.
— А как было нужно? Как раньше?
— Ну, не совсем. Чтобы было как раньше, только без партии.
— Вы что, антикоммунист?
— Нет. Мне все равно как-то. Даже более того. Я им под конец сочувствовал.
— Под конец чего?
— Ну, перед заварушкой.
— Вы имеете в виду восстановление Конституции СССР на всей территории страны?
— Да. Я это имел в виду. Вся эта сволочь надоела. Одолели они. Брокеры, маклеры, дилеры… Менеджеры. Ящик не включи. Рекламой затрахали. И потом все эти предприниматели. Я же знаю многих. Сволочь. Но это мелкая сволочь. А те, кого не знаю, видать, редкостная.
— Другими словами, внутреннюю политику правительства вы не одобряли.
— Не. И внешнюю не одобрял. Расчленение это. Президенты какие-то. Тоже сволочь порядочная.
— Все?
— Все, как один. Впрочем, извиняюсь. Я же не знал тогда, что товарищи были некоторые внедрены. И в коммерцию внедрены, и в президенты. Это теперь они в героях. После заварушки.
— Ладно. А жили-то где и на что?
— Ну, где — это сложный вопрос. То там, то там. То с той, то у этого. Вам фамилии и адреса назвать, так я не помню.
— Ну, ясное дело, не помните. Но главное-то дело у вас какое? Зачем вы жили-то там?
— А! Я роман писал.
— Ну вот. И слава Богу. О чем роман-то? Вы что, писатель?
— Да как вам сказать…
— А если не ошибаюсь, вы в Эстонии жили? Вы там где работали?
— Я астроном. Узкой специализации.
— И что же, есть в Эстонии обсерватория?
— Есть. На островах.
— Так. А 6 чем роман, сказать затрудняетесь?
— Сложно это так. Сразу… Вот меня в Латвии печатали. В журнальчиках всяких. Рассказы. Это-то меня и погубило.
— А почему же погубили вас ваши рассказы?
— А потому погубили, что пьяный я уснул на лавочке, в Летнем саду. И увезли меня.
— В вытрезвитель?
— Если бы. Так бы все и обошлось. Это был военный патруль. А меня приняли за какого-то сержанта. Я тогда стригся коротко, и в военной рубашке был.
— А почему так? Что за маскарад? И патриотизма?
— Нет, какой патриотизм…
— Значит, вы не патриот?
— Нет. Я патриот. Но у меня другой рубашки к тому времени не было. Пообносился.
— Хорошо.
— Чего ж хорошего?
— Ну, увезли вас в комендатуру.
— Нет. Не туда. А в какую-то часть. Там не было офицера, чтоб опознать. Пока я проспался, пока то, пока другое. Документов у меня с собой не было, но журнал с рассказом был. Я недавно гонорар получил и праздновал.
— Ну и как, показали журнал офицеру, там фамилия ваша…
— Да, там фамилия. Он посмотрел, говорит, мало того, что я пьянь, так еще шпион латышский. Я ему говорю, ты рассказ-то прочти…
— Прочел?
— Да. Прочел. Весь журнал прочел. Не повезло мне. То есть не к тому офицеру попал. Этот был заинтересованное лицо. Короче, отпустили меня. Адрес записали.
— Вы тогда были где-нибудь прописаны?
— Нет, не был. Но пришлось за паспортом ехать с милицией. Опознавать.
— Зачем?
— И я вот думал, зачем? А потом меня отыскали и призвали на сборы.
— А где вы тогда были прописаны?
— В Эстонии. Только там уже никаких военкоматов не было, в советском понимании, а были уже в другом. И там меня хотели призвать в какую-то гвардию.
— Так. А это откуда вы знаете?
— Так повестки же лежали. Я позванивал.
— А в Ленинграде?
