— Как дела?
Он обращается ко мне на «вы». Это прекрасно. Я его люблю, а он об этом не знает. Между нами решетка, мы не касаемся друг друга, разговариваем, нас разделяют лишь несколько сантиметров.
— Все пропало, Франки, судья отказал в условном освобождении и в разрешении на краткосрочные отпуска, но я подам еще одно прошение, на это уйдет целый год.
— Я знаю.
Мне хотелось бы видеть его на свободе, вернуть ему солнце и сияние дня, но в глубине души я понимаю, что этот год борьбы, который мне предстоит, эти свидания в тюрьме тоже будут мне дороги. Он беспокоится за меня:
— У вас неприятности?
— На работе не все в порядке. Я могу пользоваться телефоном, только когда он свободен. Мне дали три месяца, чтобы найти работу. И никаких средств, чтобы открыть свою собственную контору.
— Через два года я выйду.
— Но я вас не брошу.
— И я тоже не брошу вас. Даже отсюда я могу вам помочь. Я знаю адвокатов…
Теперь он поднимает мне настроение, он здесь, в тюрьме, старается устроить мою жизнь там, на свободе.
— Ну, Мод, смелей, я готов сделать невозможное. Как говорится, «лучше двое раненых, чем один убитый»…
Октябрь. Мы видимся два раза в месяц. Он сдал последний экзамен на факультете, и очень успешно. Он должен изменить свою жизнь. Я хочу, я хочу, чтобы у него была нормальная жизнь. И я хочу, чтобы он жил ради меня. Я снова погружаюсь в мечты, я пищу: «Франки, уже многие годы я не говорила «люблю» ни одному мужчине. Мы встретились, когда я была очень одинока, но теперь все иначе, и мне так хочется начать новую жизнь».
Замки, решетки, тюремщики, комната для свиданий. Наших свиданий, но я ни разу не осмелилась сказать то, что написала.
— Как дела, Мод?
Я протягиваю ему конверт с письмом, сажусь и впиваюсь глазами в его лицо, в то время как он, склонившись, читает мое послание с удивленным видом. Про себя я повторяю слово в слово то, что он читает: «Я так много думала о вас…»
Теперь и он ловит мой взгляд. В его голубых глазах мелькает какой-то отблеск, а в улыбке что-то хищное…
— Я знал, я даже вычислил тот день, когда я услышу это признание.
Краснеют ли в моем возрасте и в моем положении?.. Итак, теперь он знает. Что же дальше?
— Все будет так, как вы хотите, когда я получу первое разрешение на отпуск.
— Знаете, с такими хорошими результатами экзаменов, мне кажется, можно рассчитывать на успех.
Мы разговариваем о его деле. Мое письмо у него в кармане, он улыбается, но больше в этот раз он мне ничего не сказал.
— До свидания.
Любовь за прутьями решетки учит меня целомудрию.
— В конце ноября, если все будет хорошо, комиссия по применению наказаний выдаст вам разрешение на отпуск. Я в это время буду в другом месте.
— И где же?
— В Марселе. Там начнется важный судебный процесс в защиту местных проституток… Я в нем участвую. Удачи вам!
— Спасибо, подруга.
Мне хотелось сказать ему: «Удачи, я тебя люблю…» Но я не осмелилась, может быть, потом, когда он будет уже на свободе… У меня есть только он, в остальном все плохо: гонорары запаздывают, Совет коллегии адвокатов интересуется мной, и это судебное сражение в Марселе, где я буду опять надрываться. Без гроша в кармане, без будущего и влюбленная…
Накануне моего отъезда приходит телеграмма: «Разрешение получено, желаю и вам удачи. Франки».
Ответ: «Безумно счастлива. Теперь есть надежда. Через несколько месяцев вы воскреснете».
Мы переписываемся. Сначала была любовь через тюремную решетку, теперь — любовь по переписке. Мы считаем недели, месяцы, до того как серия временных разрешений приведет к условному освобождению. Мы обещаем друг другу взаимную помощь, мы говорим, что нечего попусту терять время и надо жить полнокровно. Для него все начнется с нуля, но я буду рядом.
Он ни разу не сказал мне: «Я люблю тебя». Это не в его духе. Но с каждым новым письмом я вижу, что он привязывается ко мне все больше. В них больше нежности, в них планы на будущее. А эта короткая фраза среди других: «Жизнь причинила нам слишком много зла, чтобы мы не попробовали использовать полностью те дни, что нам осталось жить» — запомнилась мне особенно.
Два года ожидания и наконец твердая уверенность в том, что мы вдвоем займемся каким-нибудь делом, уедем из Парижа в какой-нибудь солнечный край. Я снова похорошею. Итак, он скоро выйдет — первый раз за десять лет. Я выиграла это маленькое сражение, которое ускорит его освобождение. Завтра…
Сегодня мы еще в тюремной комнате для свиданий:
— Как ты?
Он сказал мне «ты». Он улыбается, видя мое счастливое лицо.
— Я задумал сказать тебе «ты», когда буду выходить, но я немного ускорил график.
Тридцать месяцев я этого ждала. Тридцать месяцев я приходила сюда и видела за решеткой человека, которого люблю. Он появлялся и исчезал.
Я немного опасаюсь этой свободы.
— Послушай меня, Мод. Когда я выйду, я буду тебе звонить каждые две недели, ты всегда будешь в курсе моих дел, но мне нужно время, чтобы прийти в себя. Во Франции или где-нибудь в другом месте, неважно, где я устроюсь, но я позову тебя. Ты мне будешь нужна. Если я опять займусь экспортно- импортными делами, ты будешь вести документацию, а может быть, мы займемся торговлей. В крайнем случае, откроем ночное кабаре, но я тебя позову.
— Я приеду.
Это невероятное будущее, которое он мне предлагает, вынуждает меня рассказать ему кое-что о себе: слегка подправленную правду. Я слишком дорожу этим открывающимся передо мной счастьем. Я дорожу этим человеком.
— Франки, у меня никогда не было детей и я никогда не смогу их иметь…
За решеткой голубые глаза продолжают улыбаться:
— Но чтобы собрать вещи, тебе это не нужно.
— Нет, конечно. Я только хотела сказать… Видишь ли, у меня в молодости были проблемы со здоровьем… Проблемы эндокринного характера, ну, в общем, гинекологические. И у меня отсутствуют некоторые органы.
Странное признание, половинчатое и противоречивое, но мне хотелось освободиться от правды, о которой, может быть, он уже и догадался.
Он смотрит на меня удивленно. Наступает тишина.
— Но это же все в прошлом, да? Нельзя упускать жизнь, моя милая… Надо вгрызаться в нее зубами и держаться, согласна? Послушай, когда я получу первое разрешение на выход, мы не сможем увидеться, мне придется заняться многими делами, ты понимаешь? Да это и лучше, но, когда я буду выходить окончательно, ты придешь за мной.
Еще шесть месяцев, Мод. В общей сложности три года. Теперь уже скоро, как раз к Рождеству.
Совет коллегии адвокатов потребовал моей отставки, ну и пусть. Это крах адвоката, но не женщины.
