Дайала рассмеялась.
– В основе любви лежит не понимание, а приятие.
Вид у меня, надо думать, был дурацкий.
– Ну, – зашла она с другого конца, – Джастин во всем этом понимает больше моего. Но ты ведь не пришел к нему.
Я подумал.
– Ты хочешь сказать, что Кристал понимает меня, но не может принять того, что я делаю?
– Может быть. Понимание полезно, но лишь если ведет к приятию. Ибо иначе оно ведет к хаосу.
– Как мы можем принять друг друга, когда почти не разговариваем?
– Мне надо потолковать с Джастином, – вдруг сказала друида и, как была босая, выскользнула из комнаты.
Отсутствовала она недолго. А когда вернулась, сказала:
– Может, я ошибаюсь, но… Джастин так не думает…
Она взглянула мне в глаза, и я провалился в глубины ада демонов. Конечно, там мне бывать не приходилось, но именно таким я его себе представлял: боль, мука и долгие, долгие века…
Мне пришлось встать, но глаз я не закрыл.
Наконец Дайала вздохнула:
– Джастин был прав. Садись.
Я сел, заранее чувствуя: то, что услышу, мне совсем не понравится.
– Леррис, Джастин говорит, что ты можешь умереть молодым, моложе, чем положено от природы, и оставить по себе добрую память. Или превратиться в величайшего мага всех времен, но сделать мир хуже, чем он сейчас. Поведав тебе это, мы надеемся избавить мир от мучений. И тебя тоже.
– Меня?
– Единственное, что нужно тебе, дабы стать величайшим магом, это покинуть и Кифрос, и Отшельничий. Остальное произойдет само собой.
– А если меня не устраивает ни то ни другое? Почему не стать великим, сохранив к себе доброе отношение?
– Это нарушит Равновесие. Во всяком случае сейчас.
– Дерьмо это, а не Равновесие. Ты не лучше моего отца или Джастина, которые говорят только то, что может побудить меня выполнять их волю.
Я шагнул к двери, но оглянулся и увидел Дайалу, заключенную в кокон темноты, уходящей глубоко в землю. И понял: она друида, а друиды не лгут. И я вернулся на табурет.
– Ты великодушен в душе и ждешь от Кристал признания этого. И готов жертвовать собой, но не только из великодушия, но и ради похвалы.
Я поежился.
– Истинное же добро выше похвал. Его надо творить, даже когда тебя проклинают. А это тем труднее, чем могущественнее ты становишься.
Я поежился снова.
– Чем ты сильнее, тем труднее быть честным по отношению к себе. А лишившись честности, ты проиграешь. Как Антонин или некогда смиренный Саммел.
– Но как сохранить честность?
– А готов ты принять чужое суждение? Целиком и полностью так, что его не избежать. Готов заплатить такую цену?
– Твое суждение?
– Нет. Я давно связана с чужим суждением. Как и Джастин.
– Ты хочешь связать нас с Кристал теми же узами, какие есть между тобой и Джастином?
– Ничего я не хочу. И связать тебя нельзя, ты слишком могуч, чтобы слушать любого, кого не захочешь слушать сам. Вот если захочешь… другое дело. Но имей в виду: мы с Джастином – одно целое. Если умрет один из нас, умрет и другой. Боль одного – это боль другого.
Я поежился.
– Это ты готов принять? Поразмысли, а если согласишься, я поговорю с Кристал. Она ведь тоже может отказаться, а такое возможно лишь при взаимном согласии.
– Но возможно?
– Такое уже бывало. Подобные узы связывали Креслина и Мегеру, творивших и величайшее в истории добро, и зло, расплачиваться за которое приходится по сю пору. Добро нельзя навязывать силой. Только зло.
– Я не знаю, – других слов у меня не нашлось.
– Честный ответ. Для начала лучшего и не надо.
Выйдя из ее комнаты, я направился в гавань, к развалинам старого форта. Мысли вихрем вертелись в моей голове. Ни одна из предложенных перспектив не радовала; с Антонином, Сефией, Герлисом и Саммелом я соприкасался достаточно близко, чтобы понять: стать таким у меня желания нет. Но я едва осознавал, кем являюсь, Дайала же требовала отречения от себя во имя сохранения честности, ибо могущество могло уничтожить меня через самообман. А Кристал – не возмутит ли ее предложенная перспектива? Не возненавидит ли она меня еще сильнее? Ведь что бы я ни делал, ей казалось, будто это действие направлено на то, чтобы возвеличить меня и принизить ее. И как объяснить ей, что это не так, что таким образом она отвергает мои попытки быть честным? Почему она не может понять меня? Понять, что рано или поздно я не смогу добиваться большего, если захочу жить?
Ведь чтобы уразуметь это, достаточно взглянуть на моего отца или Джастина. Неужто она считает меня глупцом, у которого не хватит ума даже на это?
Я терзался в раздумьях, а у моих ног плескались и шелестели темные воды гавани.
CIX
Деллаш, Делапра (Кандар)
Откинувшись в кресле, Дирсс смотрит на кряжистого офицера в желто-коричневом мундире. Тот, ступив на освещенную солнцем террасу, видит внизу залив, где ряд за рядом стоят на якоре черные корабли. Над их трубами поднимаются струйки дыма.
Лицо морского офицера трогает легкая улыбка. На миг скользнув взглядом по низким, лесистым холмам на западе, он пересекает крытую веранду, направляясь к столу, за которым его ждет Дирсс.
Моряк, чья дубленая кожа имеет тот же каштановый оттенок, что и его волосы, останавливается и едва заметно кивает.
– Командующий флотом Стапеллтри. К твоим услугам, маршал Дирсс.
– Раз приветствовать тебя и твой флот, командующий, – отвечает Дирсс с любезной улыбкой. – Присаживайся.
Учтивым жестом он указывает на другое деревянное кресло.
Стапеллтри садится.
– Я здесь, чтобы служить императору и тебе, по воле Его Величества…
– Это так. Ты здесь, поскольку император Стестен принял решение уничтожить Отшельничий; мы же являемся орудиями, исполняющими его волю. Таков наш долг.
– Ты близок к трону, маршал, и император хорошо осведомлен о твоей преданности, исполнительности и рвении, каковые позволили тебе, используя относительно малые ресурсы, установить его власть над третью всего Кандара.
– Да, возможности мои были относительно невелики, – соглашается Дирсс и указывает на кувшин. – Делапранское вино. Не могу назвать себя знатоком, но оно считается неплохим. Не угодно ли отведать?
– Нет. Премного благодарен.
Дирсс озирает ряды кораблей и снова улыбается.
– Понимаю. Ты человек практичный и хочешь сразу расставить все по своим местам. Каковы твои пожелания?
– Я покривил бы душой, сказав, будто мне радостно видеть императорский флот в таком отдалении от Африна. Больше всего мне хотелось бы выполнить поскорее нашу задачу на Отшельничьем и в Кандаре, после чего благополучно вернуться в Хамор.